Читать «Пессель М. Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев» онлайн - страница 19

Прически женщин были такими же, как и в Ладакхе, но они достойны особого описания за их оригинальность и красоту. Женщины заплетают волосы во множество косичек (иногда до священного числа сто восемь). Затем укладывают их по обе стороны головы. Под четыре косички на уровне висков подкладываются два куска черного каракуля, вырезанного в форме вислых собачьих ушей. Это странное украшение придает женщинам необычный вид. Затем на голову накладывается ото лба до середины [23] спины полоса кожи от десяти до двадцати сантиметров шириной, к которой сверху пришита ярко-красная ткань. К этой полосе крепятся рядами бирюзины, размер которых уменьшается ото лба назад. Если женщина богата, камней много, и они весьма крупны. Если же она бедна, то бирюзины помельче и могут быть заменены бисером цвета бирюзы и кусками коралла. Иногда к ленте пришиваются небольшие серебряные коробочки, служащие амулетами.

Эта тщательно разработанная прическа — перак — дополняется ювелирными изделиями: тяжелыми серебряными серьгами с бирюзой и колье из массивного серебра. Некоторые женщины носят на груди золотые или серебряные четки — круглые или прямоугольные пенальчики, в которых находятся священные статуэтки, тексты молитв или шелковые шнурки, освященные ламой. Бирюзовая мозаика причесок придает облику женщин нечто рептилье, но, согласно традиции, эти украшения и должны напоминать священную змею.

Я бывал на многих праздниках в Гималаях, но никогда не видел столь нарядно одетую толпу, которая цветником выделялась на фоне пустынной скудости и суровой обнаженности природы.

Узнав, что я владею тибетским языком, монахи пригласили меня в темную кухоньку и усадили рядом с настоятелем. Мне предложили чаю, и я протянул свою пхорпа — небольшую деревянную чашечку, с которой гималайцы никогда не расстаются. По обычаю, чашка наполняется три раза подряд. Настоятель был высоким костистым парнем, одетым в сомнительной чистоты красное платье без рукавов. Его необычайная любезность компенсировала скромность стола. Он подробно рассказал мне о монастыре, о монахах, которые раз в году на целый месяц приходят в Рингдом из самых отдаленных горных мест. На равнине вокруг болот монахи держали огромное стадо яков. Но масло в чае было столь отвратительно, что я с трудом пил это пойло.

Местные празднества — Невне — продолжались уже третий день и к вечеру должны были достигнуть своей кульминации — в этот момент в большом дворе монастыря поднимут новые молитвенные флажки. Одновременно паломники получат благословение, и им раздадут священные красные хлебцы из ячменя, украшенные растопленным подкрашенным маслом.

Пока мы беседовали, в слабо освещенную кухню заглядывали любопытные, заинтересовавшиеся иностранцем, владевшим их языком. Я же через открытую дверь наблюдал за кружением толпы около чхортена, за женщинами в ярких платьях.

Отвратительный чай настоятеля порядком надоел мне, и я вернулся во двор, где женщины, собравшись в углу, приступили к трапезе. Мужчины от нечего делать смотрели, как с пронзительными криками играют дети — у многих из них за спиной сидели младший братишка или сестренка, но и они не отставали от своих друзей в опасных занятиях, в которых лишь детям хватает [24] ловкости не сломать себе шею. Одни стояли на самом краю высокой террасы и заглядывали вниз, другие взбирались на святой чхортен, третьи спихивали друг друга с лестниц — вся эта живописная суетливая толпа словно сошла с полотен Брейгеля.