Читать «Дочь любимой женщины» онлайн - страница 11

Синее небо отражалось в глазах Полины, как никогда пронзительно ясных, льдисто-насмешливых. Она тащила на себе столько поклажи, сколько не всякий мужчина унесёт, а когда Надя начала изнывать от усталости, взяла себе и часть её вещей. Владимир, двухметровый богатырь с добрым лицом, выглядевший моложе своих лет, посматривал на них с усмешкой в уголках глаз.

Ночевали они в палатках. Разбуженная в пять утра птичьей перекличкой, Надя глянула на соседнюю постель: Полины не было. А снаружи, за пологом палатки, слышались негромкие голоса.

– Надя очень красивая девушка, – сказал Владимир.

– Вов, ты же знаешь, чья она дочь, – ответила Полина. – Это – другое... Не то, что ты подумал.

– Понимаю.

Короткое молчание заполнил птичий хор – звонкий, щемяще-чистый, высокий, как утреннее небо.

– Отлюбила я своё, Вов. Она забрала с собой... часть меня. А то, что осталось... просто доживает отведённый судьбой век. Вот так она мне отомстила за то, что я всё-таки послала её тогда в конце концов... на небо за звёздочкой. Я так и сказала: «С меня хватит. Ты сделала свой выбор. Я устала давать шансы и огребать за это снова и снова». Она ничего не ответила. Просто посмотрела... Развернулась и ушла. Я встрепенулась крылышками на свободу, думала – взлечу... Ан нет, крылышки-то она с собой взяла. И вроде бы живу, хожу по земле, что-то делаю, работаю, а на самом деле – лежу в могиле рядом с ней.

– Ну, Полин... Не говори так. Слова и мысли – знаешь ли, материальны.

Один хрустальный птичий голос взвился к рассветному небу, а другие поддержали его россыпью переливчатых брызг.

– Вот так она всё повернула. Разве это по-людски, Вов?.. Если уходишь, желай другому счастья. Отпуская – отпускай, чтоб другой мог жить дальше. Я её так и отпускала к мужу. Пусть живёт и будет счастлива на свой лад. А она... забрала меня с собой. Я знаю, что ты сейчас хочешь сказать, Вова. Не отнекивайся, твои честные глаза говорят за тебя: «Не надо было отпускать, когда она пришла в последний раз», да? Но я была сыта по горло. А теперь... «У меня больше ничего не осталось», – это она так написала о себе. Но и обо мне тоже.

– Полин... Ну, как же не осталось? А Надя?

И опять какая-то птаха-солист разразилась трелью совсем близко от палатки – наверно, на ветке одной из сосен. Ей откликнулись несколько голосов-подпевал в глубине леса.

– Надя... Ты знаешь, Вов, это, наверно, даже забавно. Этого не может быть с точки зрения биологии, но... просто забавно. Вот взять, прийти к Лёхе и сказать: «А Надюшка-то – не твоя».

Владимир усмехнулся.

– Да, представляю себе, какая у него была бы рожа.

– Она – моя родная девочка. Моя и больше ничья, – тихо, твёрдо сказала Полина.

Надя уткнулась изо всех сил в походную подушку, чтоб никто не слышал всхлипов.

К завтраку из палатки она вышла с красными глазами. Владимир с Полиной что-то варганили на костре: пахло аппетитно. Стволы сосен янтарно сияли в густых солнечных лучах, на траве сверкали росинки – чудо, а не утро. В иронично-прохладных глазах Полины не отражалось и тени того разговора – не верилось, что она совсем недавно произносила всё это тихим, севшим от горечи, надломленным голосом. Она что-то тихонько сказала Владимиру, заговорщически склонив к нему обтянутую камуфляжной банданой стриженую голову, и тот басовито рассмеялся. Хандры Полины как и не бывало – снова хлёсткая, как плеть, тонкая-звонкая, маленькая, но сильная, как рысь. Из других палаток высовывались всклокоченные люди, зевая и спросонок жмурясь.