Читать «Девочка, где ты живешь? (Радуга зимой)» онлайн - страница 3

Катя. Подожди, какие дырочки? У нас таких нет.

Гена. Дырочки? Ну, внизу, в дверях, для вентиляции, что ли…

Катя. А, поняла. А чего бы в самом деле не пойти в Дом пионеров?

Гена. Я хожу. Но я привык в ванной. Там лучше получается. Резонанс. Ну, а они… (Машет рукой.)

Катя. Но замерзать здесь тоже глупо, я тебе скажу! Мне, например, тоже не нравится жить у дядьки или у тетки Любы – я то там живу, то там, – но что делать, мы же не взрослые.

Гена. Не взрослые! А невзрослые не люди?

Катя. Да вообще-то конечно. Я тоже… Когда мне исполнится шестнадцать лет, я сразу уеду в Ленинград или в Москву. Но беспокойся, осталось немного. Или… или… Вот была бы я жена директора «Молнии».

Гена. Какой «Молнии»?

Катя. Ну кино «Молнии»!

Гена. А-а.

Катя. Представляешь? Во-первых, целый день, хоть десять сеансов подряд, смотри какие хочешь картины! И совершенно бесплатно! Прихожу, билетерши передо мной раскланиваются: пожалуйста, дорогая Катя, то есть Анна-Мария, пожалуйста, вот ваше любимое местечко в первом ряду! Я покупаю в буфете конфет подушечек, сажусь и смотрю себе сколько влезет! Представляешь? И про любовь, и про войну, и вообще… Слушай, Ген, ну ты же совсем замерз! С ума сошел! Дай-ка руку. Господи, видишь, у меня какие и у тебя какие! Идем, и все! Ну и руки! Льдышки!

Гена (встает). А ноги-то уж совсем.

Катя. Ну и глупо. Не хочешь домой идти, пошли к нам, я же тебе говорю. Я тебя с Володей познакомлю, посоветуемся, он обязательно что-нибудь придумает. Он просто волшебник, знаешь? И замечательный ученый, хотя еще не очень знаменитый… Идем, идем, перестань! (Несет скрипку, тянет Гену за руку.) На тебе мои варежки, на, на, мне тепло… Постой! (Снова прикладывает ладони к дереву, зажмуривается.) Есть! Пошел!

Гена (смотрит вверх). Ерунда!

Катя (не слушая). Теперь не замерзнет! (Ко второму дереву.) Есть! Пошел! (К третьему.) Есть, пошел! Есть, пошел! (Бежит, трогая деревья и увлекая Гену за собой.)

Картина вторая

Контур домика на фоне зимней одноэтажной улицы, с силуэтами церкви и строительного крана, с теплыми зимними огоньками. Тесная комната, несколько странных картин: на одной – поросенок на блюде, на другой – кусок хлеба с маслом, на третьей – тарелка с торчащей куриной ногой, а на четвертой – генерал в фуражке ест шашлык. Справа – мольберт, картина не видна.

Катин дядя, Петр Петрович, пришел из бани, развешивает на радиаторе отопления полотенце, мочалку.

Петр Петрович. Эх, чайку сейчас после баньки!… (Рассуждает сам с собой.) Нда, это он правильно, банщик-то, говорил, тут резон есть. Если сахару брать не полкило, а четыреста пятьдесят – по весу оно все равно не заметно, а вот тебе четыре с половиной копейки, считай пять. Масло постное опять же: не литр сразу, а девятьсот пятьдесят грамм взять – тут сразу шестнадцать копеек. Пять да шестнадцать – вот он уже и двугривенный с копеечкой… Пряниками не рублевыми шиковать, а по девяносто копеек: разница невелика, а гривенничек вот он!… Так п на всем, и, глядишь, рубль на неделе сэкономишь. А неделев-то у нас сколько? Пятьдесят две. Это что выходит? Пятьдесят два рублика в год. Вот они, денежки! Сколько красок можно купить! Ну-ка, ну-ка… (Присаживается за стол, начинает подсчитывать.)