Читать «Мама и смысл жизни» онлайн - страница 136
Ирвин Ялом
Эрнеста часто посещали героические фантазии о том, как он спасает из беды прекрасных дам. Он знал за собой такое. Как он мог не знать? Сколько раз Олив Смит, его психоаналитик, и Маршал Страйдер тыкали его в это носом. Фантазии о спасении играли роль и в его личных отношениях, где он зачастую не замечал предостерегающих сигналов явной несовместимости, и в психотерапии, когда контрперенос выходил из-под контроля и Эрнест слишком много себя вкладывал в излечение своих пациентов женского пола.
Разумеется, пока Эрнест обдумывал спасение Артемиды, у него в мозгу зазвучали голоса его психоаналитика и наставника. Эрнест выслушал их критические замечания и принял к сведению — до определенной степени. В глубине души он считал, что, не щадя себя для излечения пациентки, становится лучше как терапевт и как человек. Конечно, женщин нужно спасать. Это аксиома эволюции, стратегия выживания вида, заложенная в наши гены. В каком ужасе был Эрнест, когда много лет назад в курсе сравнительной анатомии обнаружил, что кошка, которую он вскрыл, беременна, что у нее в матке пять крохотных плодиков размером со стеклянный шарик. Эрнесту также была ненавистна икра, которую получали, убивая беременных стерлядей и вспарывая им брюхо. Ужасна была для него и политика нацистов, уничтожавших женщин, носительниц «семени Сарры».
Поэтому Эрнест без тени сомнения попытался убедить Хэлстона как-то загладить свой проступок.
— Подумайте, что она, должно быть, пережила, — повторял он раз за разом на сессиях, на что Хэлстон раздраженно отвечал:
— Доктор, ваш пациент я, а не она.
Или же Эрнест начинал внушать Хэлстону мораль восьмого и девятого шагов двенадцатишагового метода: «
— Вы, кажется, слишком романтизируете эту случайную связь. Я уверен, что для нее это обычное дело. Я не первый мужчина, с которым она связалась, и скорее всего не последний. Доктор, я вас уверяю, эта дама отлично справляется.
Эрнест задумывался, отчего упирается Хэлстон — может, просто назло ему. Может быть, Хэлстон почувствовал, что его доктор слишком заинтересовался Артемидой, и мстил, автоматически отвергая все его советы. Но как бы то ни было, до Эрнеста постепенно дошло, что Хэлстон никогда не извинится перед Артемидой, и что ему, Эрнесту, придется взять это на себя. Как ни странно, он, несмотря на свое загруженное расписание, ничего не имел против. Ему казалось, что это моральный императив, и постепенно он стал видеть в этой задаче не жернов на шею, но акт служения. Еще любопытно было то, что Эрнест, обычно анализирующий свое поведение до мельчайших деталей — подвергающий каждую прихоть, каждое решение скрупулезному анализу — в этот раз не задался ни единым вопросом по поводу своих мотивов. Он, однако, понимал, что собирается совершить неординарный и незаконный поступок — какой другой терапевт взялся бы приносить личные извинения за прегрешения своего пациента?