Читать «Второе пришествие апокрифов. Проповедь о «порче» вместо проповеди о Христе.» онлайн - страница 21

Знаменитый исследователь русского языка и народной культуры В. Даль с горечью пишет о том же суеверии: “Нигде не услышите Вы столько о порче как на Севере нашем… Болезнь эта передается от одной бабы к другим, потому что им завидно смотреть на подобострастное участие и сожаление народа, окружающее кликушу, и нередко снабжающих ее из сострадания деньгами… Покуда на селе только одна кликуша, можно смолчать, потому что это бывает баба с падучей болезнью, но как скоро появится другая и третья, то необходимо собрать их всех вместе в субботу перед праздником и высечь розгами. Двукратный опыт убедил меня в отличном действии этого средства: как рукой снимет”^[62].

Официальное и церковное отношение к этим повериям было двояким. Безусловно, чародейство считалось грехом. Но признавалась ли действенность этих чар?

С одной стороны, даже в крестоцеловальных записях на верность царю Борису Годунову содержалось обещание “государю, царице и их детям зелья лихаго и коренья не давати и не испортити, да и людей своих с ведовством да со всяким лихим зельем и с кореньем не посылати и их, государей, на следу всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого лиха не посылати и следу не выимати”^[63]. Воеводу князя Михаила Воротынского обвиняли в связи с ведьмами. Когда связанного князя привели к Ивану Грозному, царь спросил его: “Се на тя свидетельствует слуга твой, иже мя еси хотел очаровать и добывал еси на меня баб шепчущих”. – “Не научихся, царь, – отвечал знаменитый воин, – и не навыкох от прародителей своих чаровать и в бесовство верить, но Бога единого хвалити”^[64].

С другой стороны, церковные кары для чародеев были слишком мягки. За те грехи, за которые в Европе в те века сжигали, на Руси лишь налагали епитимьи. По наблюдению историка, “к великой чести нашего духовенства надо сказать, что у него колдуны отделывались куда дешевле, чем у западного. В том самом XVI веке, когда в Европе пылали костры, на которых горели живьем сотни ведьм, наши пастыри заставляли своих грешников только бить покаянные поклоны… Для наших патриархов, митрополитов и прочих представителей высшего духовенства ведун, ведьма были люди заблуждающиеся, суеверы, которых надлежало вразумить и склонить к покаянию, а для западноевропейского папы, прелата, епископа они были прямо адовым исчадием, которое подлежало истреблению”^[65]. Обращает на себя внимание мягкость этих епитимий. Так, в патриаршей грамоте на основание Львовского братства 1586 г. предписывается за чародейство «епитимья 40 дней поклонов по 100 на день»^[66]. Если бы издатель этой грамоты полагал, что колдовство действенно и может по-настоящему навредить человеку и даже погубить его жизнь и здоровье, или, что еще хуже, привести ко вселению беса в ни в чем не повинного человека – то епитимья должна была бы быть значительно строже и “как минимум” приравниваться к епитимье за убийство.