Читать «Единственный принцип - 2» онлайн - страница 74

Гавриил не был в числе первых учеников, но он стал первым среди них. Может быть потому, что только поначалу, как и все остальные, слушал откровения Захария с открытым ртом. Потом Гавриил стал искать изъяны в историях учителя, потом — просто втайне насмехался над его фантазиями, но не над ним самим. Учителя он презирал. Презирал за то, что тот является избранным, не заслуживая того, не выдержав непосильной для человека ноши, не имея сил и мужества с ней расстаться и вручить более достойному. Более достойному пришлось все решить за него.

Гавриил не был жестоким человеком, — он просто дал Захарию возможность уснуть и уже никогда не проснуться. Гавриил даже не стал торопить события, снимая реликвии с еще живого, пускай и обреченного, учителя. Он позволил ему умереть избранным. Дожидаясь своего часа, Гавриил нашел тайную рукопись Захария, о существовании которой догадывался только он, и стал листать ее с конца. Вскользь перечитывая записи учителя, он еще раз убедился, что тот врал не только окружающим, но и самому себе. Последние сомнения в правильности совершенного исчезли, но ученик не прервал беглое чтение. Наконец, он нашел то, что искал, — последние правдивые слова избранного.

«Задавая вопросы, нужно всегда быть готовым к тому, что получишь на них ответы. Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать, взобравшись на свою вершину. Всего лишь на свою… Пришло время остановиться, а может быть, и вернуться немного назад. Туда, где меня не будет так навязчиво преследовать вопрос: «Не переоценил ли я сам свои силы?», и мне не нужно будет убегать от ответа на него. Возможно, я бы давно так и поступил, но есть еще один вопрос, который вопреки здравому смыслу удерживает меня и заставляет вглядываться вдаль в поисках разгадки.

«Кто он?», — спрашиваю я себя всякий раз, когда одиночество предпринимает очередную попытку лишить меня рассудка. Кто он, миллионы раз отвергнутый и изобличенный даже теми, чье представление о нем ограничивается уродливыми описаниями безумных фанатиков–извращенцев? За что его противопоставили самому Богу? За то ли, что именно он заставляет нас совершать низкие и подлые поступки? Или, быть может, за то, что он знает, почему мы их совершаем?

Возможно, я единственный, кто мог бы получить ответ на этот вопрос, но, боюсь, что я точно единственный, кому этот ответ нужен. Пока еще нужен…»

Гавриил долго сидел в задумчивости над открытой рукописью. Потом он разделил ее на две части и одну из них бросил в огонь.

МОЗАИКА ИЗ ИЛЛЮЗИЙ

Немного полноватый, солидно, но не вызывающе одетый старик был чуть ли не единственной достопримечательностью невзрачного портового кабака. В обыденной жизни он был известным и уважаемым в городе торговцем оружием, без которого жизнь в Новом Свете была просто немыслимой. Старик же мог не просто обеспечить каждого желающего всем необходимым, но и дать несколько дельных советов по его использованию. После особенно удачных сделок старик не отказывал себе в одном из немногих удовольствий, доступных в его преклонном возрасте, — выпить чего–нибудь горячительного в интересной компании. Конечно же, он мог себе позволить и более пристойные заведения, чем портовый кабак, но предпочитал проводить вечера именно здесь. Когда он входил в заведение и, по большей части притворно постанывая, занимал свой излюбленный столик, даже случайные посетители начинали вести себя сдержаннее, чувствуя общее настроение. Через несколько мгновений перед ним уже стояло излюбленное пойло, а сам он, выложив на стол неимоверно длинные руки, внимательно оглядывал зал и если не находил в нем никого подходящего, переключал свое внимание на входные двери, терпеливо дожидаясь появления интересующих его людей. Интересовали же его в основном моряки, прибывшие из Старого Света. Заманив кого–нибудь из них за свой стол оплаченной из его кармана выпивкой, старик долго и в мельчайших подробностях расспрашивал новоявленного собутыльника о последних известиях из Европы. Потом же, когда собеседник употреблял достаточное количество халявной выпивки, чтобы чувствовать себя немного обязанным, старик неизменно рассказывал какую–нибудь историю из своей собственной жизни. В своих воспоминаниях он практически никогда не повторялся, поэтому даже постоянные клиенты часто подсаживались поближе, чтобы послушать очередную забавную историю. Когда же старик спрашивал своего собеседника, слышал ли тот когда–нибудь о Генрихе Вильштоке, посторонние слушатели забывали даже о питье и снеди, предвкушая нечто необычное. Почему–то о графе Вильштоке старик рассказывал с особым вдохновением. При этом он всякий раз умудрялся, словно опытный акробат, практически идеально балансировать на той тонкой грани, которая отделяет обычное уважение от слюнявого восхищения и фанатичного преклонения.