Читать «Крипт» онлайн - страница 126

Ника Дмитриевна Ракитина

— У-уф-ф… Держи! Помогай!

На некоторое время Гражине, казалось, сделалось полегче. Она открыла глаза, знаком попросила убрать нож и слабым голосом призвала священника. Тюремщики переглянулись. Сменщик ушел, замкнув дверь за собой, как положено по уставу; смотритель остался. Но когда сменщик вернулся с тюремным батюшкой, все уже было кончено. Тюремщик, снимая ошейник, со злобою поворачивал худое тело:

— Сдохла.

Священник сердито раздул щеки:

— "Преставилась" надо говорить.

Брезгливо, аки кот, переступил в углубляющейся луже на полу, возвел очи горе — к низкому грязному своду, стал наспех читать отходную молитву. Спросил, пыхтя:

— Желания у покойной последние были?

— В Паэгли просила похоронить.

— Следует исполнить.

Смотритель выбранился.

— Воля усопшей! — назидательно поднял палец.

Тюремщик сплюнул под ноги:

— Будь моя воля… Сколько там людей поубивала, а теперь в родовой склеп… Да все Кястутисы в гробу перевернутся. Консулу стоит говорить?

Напарник постучал согнутым пальцем по лбу:

— Свадьба у человека, а ты с этим?! Не горит уже.

Смотритель выдохнул толстым брюхом:

— Верно. Уже не горит. Ладно, давай в Паэгли. Вы молитесь, святой отец, а я насчет гроба распоряжусь.

* * *

К утру гроза закончилась, но дождь не стихал, только по-летнему звонкий ливень перешел в затяжной осенний дождик, глухо шепчущий в поредевшей, но все еще зеленой листве. Под таким грибы идут в рост. Тяжелое серое одеяло облаков слегка разошлось, показывая желтоватый просвет. Но мир был мокрым насквозь, отсыревшим, текучим, и обломанные ветки сыро блестели коричневым среди жирной зелени.

Кони скользили на глине, тележные колеса, проворачиваясь, тянули за собой вязкую грязь. Уныло повесили носы всадники. Гроб везти в неблизкий свет и в хорошую погоду еще то удовольствие. День прошел без происшествий. Пообедали, не слезая с седел, чтобы не промочить их кожу. И на ночлег остановились в мокром лесу. Кругом капало. Костер шипел и норовил потухнуть, тянул горьким дымом, ел глаза. Коней расседлали, спутали. Завернули в попоны седла и сбрую, засунули под телегу. Срядили шалаш из мокрых лапчатых веток лещины и сидели под крышей, завернувшись в отсырелые плащи. Не устали. Но говорить не хотелось. Пошла по кругу баклажка с медом. И жить вроде стало веселее. Хотя и не сильно.

— Эх, бабу бы… под бочок… для тепла…

— Так чем тебе та нехороша? — один из стражников, хмыкнув, кивнул на неструганый сосновый гроб.

— Тю, — второй завертел шеей в железном ожерелье, тревожно перекрестился. — Не говори так. Грех.

— А чего? И жила не славно, и померла нехорошо. А! Шучу я, — первый подмигнул. — Ты что, не понял? Да не боись, покойники не встают.

Самый старший из стражников, сидящий на отшибе, как корову за вымя, подергал себя за седые длинные усы. Протянул рассудительно:

— Всяко бывает…

— Так дон Ивар святой, — возразил веселый, — а это — ведьма.

— То-то и оно… Как с сестрой не повезет — всю жизнь мучиться.

Веселый хмыкнул: