Читать «Мастер Игры» онлайн - страница 308
Роберт Грин
Даже в возрасте восьмидесяти двух лет у Гёте, уже ощущавшего близость кончины, разум оставался все таким же острым. Как-то он признался, что жалеет, что нельзя прожить еще восемьдесят лет, — сколько новых открытий можно было бы сделать, опираясь на богатый жизненный опыт!
Пришла наконец пора завершить дело, которое он откладывал столько лет, — дописать финал «Фауста»: герой переживает мгновение счастья, дьявол забирает его душу, но Божественные силы даруют Фаусту прощение и возносят из ада. Возможно, Гёте думал о себе, когда писал эти сцены.
Через несколько месяцев в письме другу, выдающемуся языковеду и просветителю Вильгельму фон Гумбольдту, Гёте сказал: «Человеческие органы через упражнение, обучение, размышление, успехи и неудачи, содействие или сопротивление... учатся бессознательно производить необходимые действия, так что благоприобретенное и врожденное действуют рука об руку и их согласные результаты способны удивить мир... Запутывающее учение для запутанных действий царит над миром, и нет у меня более настоятельной задачи, чем усиливать при малейшей возможности то, что есть и осталось во мне». Это были последние слова, написанные Гёте. Через несколько дней он скончался в возрасте восьмидесяти трех лет.
Для Гёте поворотным пунктом в жизни стал ошеломляющий успех «Страданий юного Вертера». Внезапная слава невольно на какое-то время ослепила его своим сиянием. Окружающие восторженно рукоплескали, требовали новых сочинений в том же роде. Гёте было всего двадцать пять, и ни одно из последующих его произведений не имело такого же успеха, хотя в конце жизни в своей стране он был признан гением. Для того чтобы отказать публике в том, чего она жаждала, требовалось огромное мужество. Нежелание воспользоваться плодами громкой славы означало, что она может никогда не вернуться. Но Гёте ощущал в душе нечто, что было неизмеримо сильнее соблазна славы. Ему не хотелось становиться заложником одной благосклонно встреченной книги, посвятить всю свою жизнь литературе и создавать сенсации, потворствуя вкусам толпы. Он выбрал собственный, уникальный и необычный жизненный путь, движимый внутренней силой, которую называл даймо- ном — беспокойным духом, побуждавшим его выйти за пределы литературного ремесла и исследовать жизнь, пытаясь докопаться до самой сути. Нужно было только обуздать этот непокорный дух, которым он обладал от рождения, направить его в нужное русло.