Читать «Мелкие буржуа» онлайн - страница 110

— К господину Годешалю! Он будет нашим поверенным...

— Но ведь мы отказали ему в руке Селесты! — вскричала старая дева.

— Именно по этой причине мы и направляемся к нему, — отвечал Теодоз. — Я хорошо изучил его. Это человек чести, и он сочтет себя обязанным оказать вам услугу.

Годешаль, преемник Дервиля, был на протяжении десяти лет старшим письмоводителем у Дероша. Ла Пераду было известно это обстоятельство; имя Годешаля ему подсказал какой-то внутренний голос в минуту, когда он предавался отчаянию, и молодой человек увидел возможность выбить из рук Клапарона оружие, которым ему, Теодозу, угрожал Серизе. Раньше всего адвокату требовалось для этого проникнуть в кабинет Дероша, чтобы с его помощью разобраться в положении своих противников. И один только Годешаль, в силу близости, существующей между письмоводителем и его патроном, мог послужить проводником ла Пераду.

В Париже поверенные, если их связывают такие тесные узы, какие связывали Годешаля и Дероша, живут в полном согласии, и это позволяет им с необыкновенной легкостью полюбовно улаживать те дела, которые можно таким путем уладить. Они добиваются друг от друга взаимных уступок, руководствуясь поговоркой: «Уступи мне, и я тебе уступлю», или «Долг платежом красен». Как известно, этим же принципом руководствуются люди различных профессий, начиная с министров и генералов и кончая судьями и коммерсантами, так поступают всюду, где вражда не воздвигает непреодолимых барьеров между различными партиями.

«Соглашаясь на эту сделку, я получаю солидный гонорар» — вот мысль, которую даже не надо выражать словами, она становится понятной благодаря жесту, интонации, взгляду. А так как поверенные постоянно оказываются в сходных обстоятельствах, они с полуслова понимают друг друга и быстро приходят к соглашению. Противовесом этим взаимным дружеским услугам служит то, что можно было бы назвать «профессиональной честностью». Общество не подвергает сомнению слова поверенного, подобно тому как оно не подвергает сомнению слова практикующего врача, когда тот говорит: «В этом лекарстве содержится мышьяк». Никакие соображения не могут одержать верх над самолюбием актера, над честностью законоведа, над независимостью общественного деятеля. Вот почему поверенный в Париже с одинаковым добродушием заявляет: «Нет, тут ничего не поделаешь, мой клиент вне себя от ярости» — или: «Ну что ж, поживем — увидим...»

Ла Перад, человек проницательный, недаром провел столько времени во Дворце Правосудия: он отлично изучил нравы жрецов судопроизводства и понимал, что они помогут ему в осуществлении его планов.

— Оставайтесь в экипаже, — сказал он Тюилье, когда они въехали на улицу Вивьен, где помещалась контора Годешаля, в которой поверенный в свое время начинал карьеру как письмоводитель, — вы пойдете к нему лишь в том случае, если он возьмется за наше дело.

Было одиннадцать часов вечера, и ла Перад, надеявшийся, что новоиспеченный поверенный все еще работает в столь поздний час у себя в конторе, не обманулся в своих расчетах.