Читать «Долги Красной Ведьмы» онлайн - страница 10

— А целый двор стоял и смотрел, как этот ваш героический священнослужитель волок государя в подземелье — не ближний, должно быть, свет, и мышкой проскользнуть у него едва ли получилось! — чтобы приковать там и хладнокровно, беспомощному, перерезать вены? Ну и порядочки у вас там, в старом дворце!

— Уриен Брогау как лицо духовное подсуден только церковному трибуналу, — сказала Аранта. — Срок разбирательства назначен?

— Уже было. Заседал ареопаг.

Она непроизвольно вздрогнула. Уриен Брогау стоял на месте ответчика. На месте, памятном ей по выступлению Веноны Сарианы, откуда так мощно разносится звук. Дорого бы она дала, чтобы посмотреть и послушать…

— …но ареопагу было мало работы. Глядя в глаза высокому собранию, мэтр Уриен признал, что сделал это.

— И что же?

— Сама понимаешь, ворон ворону глаз не выклюет. Тем более если вороны — из одного гнезда. Клемент Брогау воспользовался Королевским Словом. Брат-де его действовал сообразно обстоятельствам на благо государства и церкви, а потому свободен от кары светского суда, и Его свежепомазанное Величество желал бы, чтобы власть церковная прислушалась к его словам. Ведь церковь не проливает крови.

— Ну да. Она нас просто-напросто заживо жжет. И что же, прислушался ареопаг к королевской воле?

— А как же! Они всегда поперву друг перед другом заигрывают. Однако слушай! Он может, если ему угодно, соблюдать обеты, данные им в твердой памяти и совершенно добровольно. Строгость и воздержание ему зачтутся: не здесь, так там. Но он теряет право служить мессу, исповедовать, поскольку нечист перед Создателем, и быть исповедуемым самому, дабы жил со своими грехами, и нес их тяжесть, не перекладывая ее на чужие плечи. Также не смеет он входить в храм Господень и ступать на освященную землю, покуда церковь не удостоверится в полноте его раскаяния и не дарует ему прощения. Ежели же таковое прощение последует после его смерти, до той поры надлежит ему покоиться вне пределов церковной ограды. Сняли с него перстень с галькой. Повезло приятелю Уриену, что он тощий; заплыл бы пальчик жиром, так отрубили бы с пальчиком. И то было сказано, что церковь милостива. «Он не камень, — сказано ему, — он — трещина в камне».

— Интердикт! — выдохнула Аранта. — Каково?! Король простил, а церковь — не прощает. Одним братниным словом держится. Одному — коврижки, а другому — шишки. Поневоле начинаешь уважать Клемента Брогау. Ну что ж, пускай побудет господин инквизитор и в нашей шкуре.

— К вопросу о наших шкурах, — продолжил Кеннет с набитым ртом. — Разумеется, настали черные дни для верных дому Баккара. Однако пока суд да дело, цареубийства и кары на цареубийц, наши с тобой имена и приметы никто по площадям не выкликает. Канули, как в воду — ой, прости! — и ладно.

— А я не поняла, — вновь раздался из-за его спины вредный голосок Грандиозы, — за которого из них вы больше переживаете?

Медленно-медленно, словно преодолевая сопротивление среды, Аранта повернула голову. Фраза выползла, словно змея изо рта:

— Я любила Рэндалла Баккара.