Читать «Энтомоптер» онлайн - страница 34

- Ну, хоть немножечко он поправится?

- Не могу и не хочу предугадывать. Мы врачи, дорогой мой. Мы никогда не строим иллюзий. В нашем деле они опасны и не нужны. Тебе не советую тоже. И тем, которые тебя ждут. Самообольщение - скверная вещь. Из-за нее не видно пути, по которому идешь.

- Значит... он уже никогда не будет... как раньше?

- Не знаю. Ничего не знаю, - покачала она головой. - А теперь я прошу вас вот о чем, мальчики: не ломайте, пожалуйста, казенное здание. Оно нам еще пригодится. Договорились? Лидочка, проводи молодого человека.

- Разве это ответ? - сказал Юрка, выслушав мой рассказ. - Инженер никогда бы так не сказал. Никогда. Вот люди!

9. Verba magistri[2]

Второе крыло мы закончили самостоятельно.

С утра до сумерек комната Инженера принадлежала нам. Комната превращалась в мастерскую. Вера Августовна показала место, куда прятать ключ от входной двери. Нам никто не мешал. Только однажды заглянул Славка, тот самый, который неправильно подключил батарейку к усилителю, и, узнав, что Владимир Августович в больнице, долго стоял, потрясенно глядя на нас.

- Зачем он тебе? - спросил Борька.

- Он обещал... про супергетеродин на транзисторах, - сказал Славка. - Вы все равно не поймете. Вы в радиотехнике ни шиша не понимаете. А он такой человек...

Махнул рукой и ушел.

Мы быстро сдружились с Верой Августовной. Она оказалась очень веселой, любила слушать наши рассказы и интересовалась всем на свете. Не могли мы привыкнуть только к сигарете в ее руке. Все-таки не особенно приятно, когда красивая женщина курит. А Вера Августовна была очень красивой, это признал даже Тошка, который никогда не доверял женщинам.

Она летала на ИЛ-18.

Как ни старался, я не мог представить себе Веру Августовну в кабине самолета с наушниками на голове перед черной, мерцающей приборами радиостанцией. Она была слишком... земная, что ли, слишком неподходящая для больших высот и рева самолетных двигателей.

Когда у нее выдавался свободный от полетов день, она варила картошку и угощала нас великолепными винегретами.

А один раз, когда Борька Линевский вымазал рукав своей белой рубашки тавотом, она приказала ему снять рубашку и за какой-нибудь час выстирала, высушила и выгладила ее, и рубашка засияла, как новенькая.

Странным было ее отношение к энтомоптеру. Она внимательно наблюдала, как мы работаем, даже помогала резать и выгибать трубки. Но, когда мы начинали мечтать о небе и облаках, улыбалась и покачивала головой, будто не верила, что мы когда-нибудь оторвемся от земли.

- Думаете, не полетит? - кипятился Тошка. - Ну, скажите по правде, думаете, ничего не получится?

- Нет, почему же... - говорила она. - Обязательно полетит. - И переводила разговор на другое.

С легкой руки Инженера, мы начали увлекаться латинскими изречениями. В последнем томе большого энциклопедического словаря я отыскал много ходких в литературе выражений, и мы заучили их наизусть. Теперь, при встрече, мы не говорили друг другу "привет!" или "здорово!", а употребляли красивое латинское слово "salve". Если кто-нибудь из нас ошибался, то поправляющий его обязательно добавлял: "Амикус Плято, сад магис амика эст вэритас", что значило "Платон мой друг, но еще больший друг - истина". Допустивший ошибку оправдывался на классическом латинском языке: "Эррарэ хуманум эст" - "Человеку ошибки свойственны".