Читать «Женя и Валентина» онлайн - страница 67

— Честное слово, я худой, а жилистый. Вы не смогли бы меня побороть.

(Они потом боролись, и Слатин действительно не мог его побороть, хотя был сильнее и тяжелее — очень быстрым, решительным и жилистым был Курочкин.)

Он уже работал в редакции, а Слатин, встречая его в коридоре, удивлялся тому, что он так долго не уезжает к себе в район. Потом они стали встречаться по дороге на работу — Курочкин поселился рядом со Слатиным. Однажды он пришел к Слатину, его встретила лаем маленькая собачка — помесь болонки и тойтерьера. Мать Слатина из вежливости прикрикнула на собаку, а Курочкин сказал:

— Не беспокойтесь. Если она ко мне полезет, я сверну ей шею.

— Такая маленькая собака!

Но Курочкин не смутился. Он сказал Слатину:

— Если у меня будет сын, я его с детства буду вооружать всякими боевыми навыками. Меня в детстве, знаешь, как били! Во дворе верховодили дворничихины дети. Трое братьев. — Курочкин засмеялся, напряг плечи. — Дворничихины же, вот такие крепкие. Куда я против них! Я не боялся. Просто драться не умел. Махал руками и чувствовал: больно, еще больнее, совсем больно… Всегда со мной что-нибудь случалось. То руку поломаю, то мне палец разрубят, то в глаз железкой ткнут.

С собакой он так и не помирился. Топал на нее ногами, рычал, и песик его как-то тяпнул. Курочкин позеленел. Слатин сказал:

— Приношу мои извинения.

Курочкин молчал, потом сказал:

— Да, это тот случай, когда…

И совсем поразил Слатина:

— Видишь ли, меня еще никто безнаказанно не кусал. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не добраться до вашего пса.

Однажды утром Слатин поднялся на пятый этаж к Курочкину.

— Открыто! — отозвался Курочкин из комнаты, которую от двери отделял коридор прихожей.

Слатин вошел, Курочкин был в постели, только проснулся.

— Ты чего ж не запираешься?

— А я никого не боюсь.

— Ну, это пока бодрствуешь. Но когда спишь, какое значение имеет то, что ты не боишься?

— Все равно.

Он любил это повторять:

— На меня не кидаются. Никто не кидается. Ни воры, ни хулиганы. Я, правда, никого не боюсь. Всегда готов к отпору, и это чувствуют. Токи, что ли.

Один из всей редакции он ходил обедать в ресторан. Однажды там между столиками шатался пьяный тип с наколками на груди. Он лез рукой в тарелки, и все сидели в напряжении, ожидая своей очереди. А он направился к столику, за которым сидели военные летчики.

— Цацек навесил! — сказал он одному из них. — Налей ему водки, — показал он на молчаливого подобострастного подонка, который сопровождал его по ресторану.

Летчик побагровел, стал зачем-то расстегивать китель:

— Ты меня не трогай, я стреляный!

— Я бы, Миша, ему помог, — рассказывал Курочкин, — но их было четверо, и он этому громиле говорит: «Не трожь меня, я стреляный». А я этого громилу откуда-то знал. И он меня тоже. Он шел по ресторану, а меня видел давно, и я его тоже видел. Понимаешь, мы должны были встретиться. Он шел между столиками, и, когда поравнялся со мной, я встал и загородил ему дорогу. Миша, он на голову выше меня. Физически мне с ним делать нечего. Но я подумал: «Пусть все летит к черту. Не кулаком, так тарелкой, вилкой — кишки у него такие же тонкие, как и у всех». Мы с ним глазами встретились. Не случайно встретились, а кто кого. Он мне хотел что-то сказать, но я сразу, Миша, улавливаю эти мелкие движения человеческой души: глаза у него подались. Ему надо пройти, а я стою на дороге. Я ему говорю: «Что за базар?» Тихо говорю: «Что это такое? Резвишься! Иди отсюда, чтобы я тебя не видел!» Он мне отвечает: «Я тебя знаю. Ты меня лучше не дразни». А я ему говорю: «Кишки у тебя такие же тонкие, как у всех. Понял?» Тут этот шестерка, подонок, который шел за ним: «Ребята, не надо, чего вы!» Миша, я не хотел помогать этим летчикам, раз они сами не могли себе помочь. Но я его выгнал потому, что это уже касалось меня.