Читать «Избранное : Феноменология австрийской культуры» онлайн - страница 218

Бернхарду — хотя не без образцов — удалось выработать свой драматический слог, которого он придерживался во всех драмах, — это деленная на стихи проза, или прозопоэзия создает музыкальную, словно взвешенную интонацию, одновременно напряженную или иной раз надрывно-пронзительную и едва касающуюся «земли» и тяжелого вещества. Интонация приподнятая, и она же превосходно отвечает изъятому из настоящего мира существования — оно, это существование (и, значит, персонаж, герой пьесы), здесь, в этом мире, но все же и не здесь, или «этот» мир перестал походить сам на себя.

Бернхард, создавая статические, в сущности, драмы-монологи, в которых порой гибель героя наступает от полного самоисчерпания монологической идеи, владел искусством физиогномически-точной характеристики через интонацию — через интонацию, которую можно было бы назвать жест-интонацией. Все у него в стихе, все в слове. Каждый отрезок речи («стих») натянут как струна, и любая речь разбита на музыкально-обособленные, интонационно-самостоятельные фрагменты — иногда против синтаксиса, но не против смысла, который таким чутким дроблением и воссоздается в новом, конкретном своем облике. Не удивительно, что Бернхард если и не создал свой театр (свой особенный художественный мир он, однако, создал, и это безусловно так), то создал своего актера, — таким актером стал Бернхард Минетти, способный на полную отдачу в физиологически-разительной, стало быть, доведенной до абсолютного жизнеподобия игре. До абсолютного жизнеподобия! Сам создание эпохи «театра абсурда», Минетти чувствует всю жизненность этого странного театра: «В отличие от многих критиков я считаю Бернхарда вполне реалистическим, конкретным автором, это слова Минетти. — В фигуре генерала (речь шла о пьесе «Праздник для Бориса») я вижу консерватора, который подсознательно страдает от своего консерватизма и гибнет из-за него. Подлинно трагическая фигура в своей погруженной в обыденность мании! Подобно античным персонажам, он слепо идет навстречу своей судьбе. Но с другими персонажами пьесы она соотносится вполне реалистично… Фигура из жизни. И это во всех его персонажах так важно для меня, — не говоря о великолепной поэтической силе, о его литературной музыкальности, о его ритме. И о дифференциации, — бывает, что каждая фраза влечет в свою сторону. И это для актера неслыханно привлекательная и сложная задача — настоящее приключение, поиски…»