Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 221

Ирина Николаевна Кнорринг

Вот, например, отголоски ее корабельных настроений.

Быть может, снятся в ночь глухую

Тебе далекие края,

Где я в унынии тоскую

В угрюмой жизни корабля,

Брожу по палубе пустынной,

Гляжу в неведомую даль,

Где небо серое, как сталь,

И вьются чайки цепью длинной?

Передо мною, сквозь туман,

Как серый призрак, как обман,

Видны строенья Цареграда

Над бездной вод, в кругу холмов,

Мечетей, башен и дворцов

Теснятся мрачные громады…

А там, за бледной синей далью,

Чуть отуманенной печалью,

За цепью облаков седых,

Где чайка серая кружится,

В глухом тумане волн морских,

Мое грядущее таится…

17. XI. 1920. Константинополь.

«Генерал Алексеев», 20-й кубрик.

Темнота. Духота. Сырость. Крысы пищат.

НЕ ГОВОРИ

Таи в себе глубокое страданье,

Не говори, что жизнь твоя пуста,

И пусть печать зловещего молчанья

Сомкнет твои веселые уста.

Не говори, о чем ты тосковала,

Под маской скрой унынье и печаль,

Не говори, что сердце жить устало,

Не говори, чего так больно жаль.

Таи в себе стремленья и желанья,

Не открывай своих заветных грез,

Не жди от мира капли состраданья,

И пусть печать унылого молчанья

Смирит поток твоих душевных слез!..

28. XI (11. XII.). 1920. «Константин». Мраморное море.

***

Воздух весенний бодрит и пьянит,

В светлую даль голубую манит,

В вольные степи, на зелень полей,

Там, где душе веселей, веселей!

Там, где привольная даль широка,

Там, где, волнуясь, летят облака,

Там, где вся радость весеннего дня…

Но далеко эта даль от меня…

Душит тоска все больней и больней,

Бедному сердцу грустней и грустней.

Светлые грезы, минувшие дни

Были лишь звонкие песни одни.

Все, что прошло быстрокрылой мечтой,

Кажется в жизни одной лишь чертой.

Вольная жизнь широка, широка,

Пышная степь далека, далека,

Юная жизнь в неизвестность манит,

Воздух весенний бодрит и пьянит.

27. XII. 1920. Бизерта. «Константин». Под желтым флагом.

В КАРАНТИНЕ

Спустился вечер молчаливо,

Недвижный воздух сны дарит,

Молчит немая гладь залива,

И месяц волны золотит.

Спокойно все; чуть волны, плещут,

Повсюду мрак, объятый сном,

И маяки, как звезды, блещут

В туманном сумраке ночном.

Едва освещены огнями,

Давно уснули корабли, —

А там, под лунными струями,

Молчит угрюмый лик земли.

«Земля!» О, сколько это слово

Желаний радостных таит!

Оно звучит любовью новой,

Оно зовет, оно манит.

Так тянет в рощи, в степи, в горы,

Где зелень, счастье и цветы,

Уйти от праздных разговоров,

От скуки, сплетни, суеты…

Но желтый флаг тоскливо вьется,

Но гладь морская широка, —

И сердце так уныло бьется,

И всюду хмурая тоска.

Молчит корабль в тиши залива,

На мачте красный огонек.

А черный берег молчаливо

Манит, таинственно-далёк.

17. I. 1921. Бизерта. «Кронштадт»

Наконец, ноги Ирины ступили на африканскую почву, на которой она прожила четыре с половиной года. Начался новый этап ее жизни, очень сложный и богатый впечатлениями. Здесь ей удалось закончить свое среднее образование, правда, не обычным, школьным, путем. Эти годы, может быть, самые спокойные и беззаботные в нашем беженстве, дали ей возможность как-то устояться, оглядеться, внутренне окрепнуть. Здесь она много читала стихов современных поэтов, изучала их и подражала им (как музыкант пишет фуги под Баха и проч.), но в то же время росло ее техническое стихотворное мастерство, которое стало находить общее признание.