Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 218

Ирина Николаевна Кнорринг

ТРАУРНЫЙ МАРШ

То не печаль, тоска немая,

Летит над хладною землей,

То смерть, великая, святая,

Красой невинною сверкая,

Уносит душу в мир иной.

Увяла юность удалая,

Холодной жизни красота,

Поблекла радость молодая,

Печать молчанья роковая

Легла на мертвые уста.

Чело не дышит вдохновеньем,

Не блещет страсть в его очах.

За погребальным слышно пеньем,

Как плачет ветер с сожаленьем,

Как плачет туча в небесах.

Но тот, чье сердце не забьется,

Кто тайну мира разгадал,

Кто на мольбы не отзовется,

Кто спит и больше не проснется,

Тот узы жизни разорвал.

Не видит день весенний мая,

Не слышит погребальный звон.

Пред ним предстала цель иная,

Он зрит красу святого рая,

Иное счастье видит он.

Он спит на крыльях упоенья,

Он видит ряд желанных снов.

Не пробудят в нем сожаленья

Ни слезы ближних, ни моленья,

Ни грустный звон колоколов.

29. V. 1920. Симферополь

Этому стихотворению предшествовала следующая запись в дневнике 22 мая: «…Завтра мы, должно быть, с папой Колей пойдем прививать холеру. Говорят, что с этой прививкой можно получить холеру и в несколько часов умереть. Вот, если бы мне получить ее! Сейчас это, кажется, самое искреннее желание. Да, я хочу умереть. Жизнь мне не дала того, что от нее требуется. Самое прекрасное, самое святое в мире — это смерть. И я жду ее, жду с нетерпением! Как бы хорошо сейчас умереть, тихо, незаметно; похоронят меня на уютном симферопольском кладбище, где-нибудь рядом с бабушкой; поставят черный крест с моим стихотворением (для этого можно сочинить надгробное слово), и ничего не буду я слышать, не видеть, ничего не чувствовать. Но зато я постигну великую тайну мира, узнаю то, что не знают живущие. Ах, как хорошо умереть!!»

Конечно, это «литература», но именно поэтому она интересна, как комментарий к этому стихотворению.

***

По дневнику Ирины можно узнать о беженских настроениях в Симферополе в ту эпоху. Добровольческое наступление уже было приостановлено, и положение Крыма стало угрожающим. В связи с этим в сознании Ирины преломлялись разные мысли о судьбе России. Ирина имела возможность говорить с лицами разных политических ориентаций, и это отразилось в ее дневниковых записях. У нее начали появляться оптимистические ноты, возвышающиеся над ее собственными настроениями. Вот, например, запись от 19 мая 1920 г.: «…Не оружие победит большевизм, он сам пройдет. Это болезнь. Но не к смерти приведет она Россию, а к цветущей славе. Большевизмом переболеет весь мир. Россия будет передовой страной, великой, славной и могучей, куда лучше, чем прежде; и Запад перестанет хвалиться перед нами, потому что Русский народ — самый лучший народ на земном шаре…» Приведя эти чьи-то (по-видимому, одного знакомого) слова, она прибавляет: «Так гласят мудрые слова истины»… «Но, к сожалению, я не увижу великой России, и очень, очень не скоро, даже никогда, не вернусь в Харьков. Прощай, прощай навсегда, Таня!» И опять она попадает на свое больное место, начинается бред наяву — она обращается к Тане как к своей собеседнице с исповедью, что «трагедия не в том, конечно, что жизнь идет в собачьих условиях, а в том, что разрушен внутренний мир, честность, совесть и т. д.», «О, Господи, зачем я это пишу, ведь ты все равно не прочтешь!» — спохватывается она…