Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 197
Ирина Николаевна Кнорринг
За неживые года.
Руки беспомощно сжаты,
Сердце стучит: «никогда!»
И неживая усталость
Клонит к последнему сну.
Жизни немного осталось,
Чтоб искупить вину.
«Просыпались глухими ночами…»
Просыпались глухими ночами
От далёкого воя сирен
Зябли плечи и зубы стучали,
Беспросветная тьма на дворе.
Одевались, спешили, балдели,
И в безлюдье широких полей
Волочили из тёплой постели
Перепуганных сонных детей.
Поднимались тропинкою в гору,
К башмакам прилипала земля.
А навстречу — холодным простором —
Ледяные ночные поля.
В темноте, на дороге пустынной,
Зябко ёжась, порой до утра,
Подставляя озябшую спину
Леденящим и острым ветрам.
А вдали еле видимый город
В непроглядную тьму погружён
Только острые башни собора
Простирались в пустой небосклон,
Как живая мольба о покое,
О пощаде за чью-то вину.
И часы металлическим боем
Пробуравливали тишину.
Да петух неожиданно-громко
Принимался кричать впопыхах.
А в руке ледяная ручонка
Выдавала усталость и страх…
…Так — навеки: дорога пустая,
Чернота неоглядных полей,
Авионов пчелиная стая
И озябшие руки детей.
«Бледной, неряшливой, очень и очень усталой…»
Бледной, неряшливой, очень и очень усталой
Снова, как прежде, я молча к тебе подошла.
Видишь, какой я теперь некрасивою стала.
Жизнь обтрепала, обжулила и — предала.
Только порой задыхается подлая жалость.
Сладостно жжёт, поднимается с мутного дна.
Только подумать, что жизни так мало осталось,
Страшно подумать: она никому не нужна.
Друг мой… когда-то мы были большими друзьями,
Друг мой, подумай: я будто давно умерла,
Много ли верст и столетий легло между нами,
И не меня отражают твои зеркала.
Это — не я. Это только забытая кличка,
Стёртая память ушедших и проданных дней.
Боль моя стала твоей равнодушной привычкой,
Жизнь моя стала привычною болью твоей.
«Такие сны, как редкостный подарок…»
Такие сны, как редкостный подарок,
Такие сны бывают раз в году.
Мой день сгорал, да он и не был ярок,
День догорал в неубранном саду.
Проходят дни, как злобные кошмары,
Спаленные тревогой и тоской.
А ночью сны о лавках и базарах,
Где сыр без карточек и молоко.
И вдруг среди заботы и обмана,
Средь суеты, в которой я живу,
Приснится то, что близко и желанно,
Что никогда не будет наяву.
Игорю («Двенадцать лет без перерыва!..»)
«Двенадцать лет без перерыва!
«Двенадцать лет! Огромный срок!»
А сердце бьётся терпеливо,
Твердит заученный урок.
Двенадцать лет — без перемены —
Толчками сердца — вновь и вновь —
Бежит в твоих упругих венах
Моя бунтующая кровь.
И в жизнь войдя большим и смелым,
Сквозь боль отчаянья и ложь,
Слова, что я сказать не смела,
Ты за меня произнесешь.
«Очень большая усталость…»
Очень большая усталость,
Очень простые слова —
Всё, что от жизни осталось,
Всё, чем ещё я жива.
Всё, что осталось от звонких
И патетических слов.
Жизнь оказалось лишь тонкой,
Чёрной тетрадкой стихов.
Прошлого было так мало,
В будущем — холод и жуть.
