Читать «Последний час надежды» онлайн - страница 320

Константин Юрьевич Бояндин

— Очень хорошо понимаю, — я вовсе не кривил душой.

— Она такая странная, — комиссар подозвал жестом официанта. — Не поверите, иногда мне кажется, что это она организует половину преступлений, которую потом помогает мне раскрыть. Только не говорите ей.

— Не скажу.

— Признайтесь, Брюс. У вас тоже есть какая-нибудь штуковина? Вроде моего листа? Не хотите — не говорите.

— Есть, — признался я неохотно. — Только его не сжечь и не избавиться.

Он вздохнул и устало потёр виски. Я вздрогнул, мурашки побежали по коже.

— Вот так всю жизнь веришь, что нет ни чёрта, ни бога, а под конец жизни задумываешься. Ладно. Простите, что отнял столько времени. Низкий поклон вашей матушке.

Ему явно стало легче, когда он выговорился. Мне — тоже. Я не знаю, почему я соврал ему, что собираюсь к маме, но теперь понял — нужно съездить.

Брюс, Ле-Тесс, бульвар Фламеля, 14, 6 августа 2010 года, 16:40

Мама удивилась моему визиту. Оба моих телохранителя остались за дверью — в саду. Я знал маму, она вскоре выйдет и предложит им кофе.

— Брюс? Что-то случилось?

Морщины легли на её лоб. Она не звонила мне с тех пор ни разу. И я не мог вспомнить, отчего — или я, почти бессознательно, так правил реальность, что не было звонков, или…

— Я соскучился, мама.

Она улыбнулась — видно было, что не поверила, и предложила следовать за ней.

Дом за эти полтора месяца ощутимо изменился. Стало намного меньше показной роскоши. Конечно, человека не изменить — и картины, которые я вижу, и статуэтки и прочее — далеко не шедевры, я бы назвал их уродливыми.

Мама дождалась, когда нам принесут кофе и вопросительно посмотрела на меня.

— Мама, — говорить оказалось трудно. — Я пришёл сказать, что мы оба неправы. И ты, и я.

Она смотрела на меня, а я вспоминал, как она держалась, когда нам сообщили о смерти отца, как плакала по ночам, когда думала, что я не слышу и не знаю.

— Мама, если ты хочешь звонить мне — звони. Я не буду бросать трубку и грубить. Просто я хотел тебе сказать, что давно уже взрослый. С того момента, когда не стало отца.

Она опустила взгляд, попыталась налить себе и мне кофе. Руки её сильно дрожали, она едва не уронила кофейник, и половину кофе пролила вокруг.

— Я привык не слушать тебя, потому что я устал от того, что ты всегда за спиной. Что ты лучше меня знаешь, как мне жить. Я не смогу измениться просто так. Если ты будешь дальше мне советовать даже в том, в чём не разбираешься, я буду внимательно тебя слушать. Но сделаю по-своему.

Она смотрела мне в лицо, губы её дрожали.

— Но я понимаю, почему ты так делаешь, мама. Ты боялась меня потерять. И ты всё ещё боишься.

Она привлекла меня к себе, обняла и заплакала. Ей становилось легче, и мне — тоже. Что-то последнее, тёмное, что ещё оставалось внутри, уходило, раз и навсегда.

— Ты так изменился, Брюс, — она улыбнулась, улыбка ей не удалась, а от слёз потекла почти вся косметика. — Боже, как я выгляжу! Подожди, пожалуйста, не уходи!

Она встала и поспешила прочь из комнаты. Минут через пять она вернулась в одном из тех халатов, в котором ходила по дому в безнадёжно далёком прошлом там, в Сант-Туаре.