Читать «Вельяминовы. Начало пути. Книга 1» онлайн - страница 40

Нелли Шульман

Матвей перевел глаза на отца и будущего тестя — те лишь усмехались в бороды.

— Ну и ладно, — горделиво сказал Матвей. «Будь, по-вашему. Все равно нам с Марьей иных не надобно».

В дверь горницы заколотили.

— Кого там еще несет? — нахмурился Федор. «Открой, Матвей».

Запыхавшийся гонец привалился к дверному косяку.

— Боярыня Феодосия…

— Что? — повалив лавку, вскочил Федор. «Что с ней?»

— Рожает….

— Гони за бабкой повивальной — приказал слуге Вельяминов.

— Нетути никого, у царицы все, — развел руками гонец. «Был я в Кремле, говорят, не велено хоть единой бабке куда-то ехать, вдруг нужна будет государыне».

— Я поеду с тобой, — поднялась Прасковья. «А ты, Михайла, скачи домой, невестушку-то нашу порадуй» — язвительно добавила она.

Феодосия корчилась, лежа на лавке, прижатая к ней сильными руками Василисы.

— Встать…, дай, — попыталась сказать она ключнице.

— Да ты что, матушка-боярыня, нельзя вставать-то тебе, — охнула Василиса.

— Открой окно, воздуха дай глотнуть мне! — закричала на нее Феодосия.

— Так мыльня же, откель тут окну взяться, — пожала плечами ключница. «Да еще ливень вон, какой на улице, гром с молниями. А ты дыши, матушка Феодосия, продыхивай схватки-то, не сжимайся»

— Дышала бы, было б чем! — злобно, сквозь стиснутые зубы, ответила ей боярыня и завизжала — неведомая доселе боль обхватила ее поясницу, будто стягивали на ней раскаленное железное кольцо.

— То, матушка, тужит уже тебя — Василиса еще сильнее прижала Феодосию к лавке. «Ты сейчас терпи, дело это не быстрое, потуги-то, будешь торопиться — разорвешься вся, что сзади, что спереди»

— Как терпеть-то, — простонала Феодосия, — когда боль такая! Ровно на дыбе вишу!»

— Иисус терпел и нам велел, — наставительно сказала ключница. «Ева-то в райском саду согрешила, а мы, бабы, по сей день расплачиваемся. Мужик, он что — утерся, да и в сторону, а нам страдать».

— Умру я, Василиса, — слабым голосом сказала боярыня. «Не переживу я боли этой»

— Так, матушка, все сие говорят. Однако ж опростаются, и потом опять с мужьями живут.

Наше дело бабское — рожать да кормить, другой судьбы нам не дадено.

На следующей потуге Феодосия поняла, что и не знала доселе, что такое боль настоящая.

Заглушая ее крики, над рекой били разряды грома.

Посадив Прасковью в возок, Федор сам сел за кучера. Нахлестывая коней, что есть силы, под непрекращающимся дождем, он просил у Всевышнего только одного. «Чтоб жива была, — думал Федор. «Господи, дай только, чтобы живая осталась, куда ж я без Федосьи, Иисусе, что ж я без нее делать-то буду!»

Только здесь, под ливнем, матерясь по-черному, когда колеса застревали в жирной московской грязи, толкая сильными руками возок, Федор понял, что нет у него пути иного, кроме как того, что он выбрал, увидев когда-то, во время, казавшееся сейчас таким давним, сероглазую жену свою.

Нет ему жизни без упрямства ее новгородского, без учености ее, без того, как смотрела она на мужа — ровно и нет никого на свете, окромя него, без ее улыбки — тихой, чуть заметной, без ее рук, что так ласково касались его, днем и ночью.