Читать «Газета День Литературы # 72 (2002 8)» онлайн - страница 15

Для кого-то такая война — тяжелый крест всей жизни, для кого-то — призвание, для кого-то — работа, но чаще всего — и то, и другое, и третье в разных пропорциях. Владимир Войнович в юбилейной, накануне своего семидесятилетия, беседе с Владимиром Нузовым, заявил: "Сатирику работа есть всегда". Очередным объектом своей сатирической работы Войнович избрал "солженицынский миф". Вариант вдвойне и даже втройне беспроигрышный. Нобелевский лауреат, очень всерьез относящийся к своему творчеству, да еще написавший недавно книгу о русско-еврейских отношениях ("Двести лет вместе"), в которой мало того, что нет особого почтения и сострадания к "избранному народу", к его неизбывным болям и бедам, так эта сомнительная этическая позиция вдобавок прикрыта мощнейшей броней ссылок на различных еврейских же авторов...

Понятно, что в сложившейся ситуации сатира Владимира Войновича была просто обречена на успех, или уж, во всяком случае, на шумную "раскрутку" по большинству масс-медийных каналов. "Маленький скандальчик, возможно, и будет, но это не самоцель..."— пообещал Владимир Войнович в интервью Дмитрию Быкову ("Собеседник", 21 мая 2002 года).

"В книге описаны события личной и творческой жизни писателя, так или иначе связанные с Солженицыным. Все стадии мифологизации Солженицына подробнейшим образом проанализированы: Великий писатель Земли Русской, Великий мыслитель, Великий спаситель. Разобраны литературные успехи и неуспехи Солженицына в сопоставлении с другими писателями, разрабатывавшими лагерную тему (Шаламовым и Гроссманом).

Сам Войнович о последней на сегодня книге Солженицына пишет нарочито походя: "Я всю эту работу написал вчерне до выхода в свет солженицынского сочинения "Двести лет вместе"... В книгу эту я заглянул, отношения своего к автору не изменил, но спорить по данному тексту не буду. Мне достаточно прежних его высказываний". А перед этим поясняет: "У меня к антисемитизму с детства стойкое отвращение, привитое мне не еврейской мамой, а русской тетей Аней. Которая (я уже об этом писал) утверждала, что от антисемитов в буквальном смысле слова воняет. До поры до времени я при моем почтительном отношении к Солженицыну не мог заподозрить его в этой гадости",— и чуть позже недоумевает: "Это все тем более странно, что так или иначе он всю жизнь был окружен людьми этой национальности, чистыми или смешанными (да и жена, а значит, и дети его собственные не без примеси, а по израильским законам и вовсе евреи)".

После подобных рассуждений, включая "чистых и смешанных людей этой национальности", слышать из уст Войновича о "злобном зоологическом антисемите" Шафаревиче, например, не то чтобы странно, а как-то неприлично даже: в одной популярной, скажем так, книге содержится весьма четкое обращение к тем, кто, замечая в чужом глазу сучок, не видит бревна в собственном. Но что поделать, если новозаветная этика отличается от ветхозаветной, как небо от земли?