Читать «В часу одиннадцатом» онлайн - страница 6

Елена Бажина

Матвей Семенович, или как потом стал просто называть его Александр — Матвей, говорил о том, что все, кто остается в его доме, имеют на себе печать богоизбранности. Если Александр хочет присоединиться к ним, то должен, отвергнув все, изменив образ жизни, подчиниться существующим правилам. Он говорил настолько самозабвенно, что даже, казалось, перестал слышать Александра, и когда Александр заговорил о ней, о том, что есть еще она, Матвей как-то механически ответил, что в общине всем найдется место, в дальнейшем будет жесткая иерархия, и с мужей “мы будем спрашивать за жен”. Кто будет спрашивать, он тогда не объяснил, и Александр не решился спросить. Жены, конечно, ни за что отвечать не могут, они должны быть в подчинении, продолжал новый знакомый, за них будут отвечать их мужья, как и полагается, по Священному Писанию. Но если она, его жена, не хочет принять этих правил и если вообще не хочет ходить в церковь — то есть на это простой ответ: “исторгните развращенного из среды вашей” и “будет он тебе как язычник и мытарь”. В таком случае ей не будет места в нашем сообществе. “С преподобным преподобен будеши, а со строптивым развратишися”, — снова процитировал он священный текст. Но для начала Матвей хотел бы посмотреть на нее, а потом уже сказать, есть ли надежда, что из нее может получиться что-то хорошее. “Приводи ее сюда, — сказал он Александру даже как-то весело, — мы ее быстро… — он почему-то два раза по-детски хлопнул в ладоши, как будто делал лепешки из песка, — обработаем…”

Эти слова огорчили Александра, кроме того его насторожило странное отношение к ней — как будто к неодушевленному предмету или к рабочему материалу. Но, глядя еще слишком восторженно на своих новых знакомых, не придал этому значения. Казалось, никого не интересовали его чувства к ней.

Тогда же Александр узнал о возможном строительстве дома за городом — особого дома для общины, где и будет устроена вся эта новая жизнь, где у каждого будет свое послушание, и у Александра в том числе.

Поначалу такая идиллия с очень странными правилами вызвала усмешку, но потом Александр подумал, что здесь что-то есть, что-то из древней монашеской отшельнической практики, и этот поиск пути в сложное время, в конце двадцатого века, после советского изнурительного отупляющего однообразия выглядел оригинальным и смелым. “Нет пророка в своем отечестве”, — вздохнул Матвей, говоря о дочерях, от которых сейчас уже труднее было добиться полного послушания, чем прежде.

Наверное, если бы разговор ограничился только этим, Александр бы так не торопился приходить сюда в дальнейшем. Но Матвей произнес слова, наполненные каким-то странным чувством, а может быть, сочувствием: “Я понимаю, тебе трудно. Тебе надо пожить с настоящим, духовно опытным человеком. Тебе надо окрепнуть внутренне. Я знаю, как это сделать. Нигде в другом месте ты этого не найдешь”. Он произнес это не то что без ложной скромности, но даже с полнейшей безупречной искренностью, добавив: “Не волнуйся, будем решать твои проблемы”. А потом спросил: “Что ты умеешь делать?” Александр ответил, что занимался античной архитектурой. Да нет, перебил его Матвей, это нам не нужно, я имею в виду — реальное что-то и практическое. Александр пожал плечами, сказав, что умеет водить машину. “Ну, вот и хорошо, — сказал Матвей. — Это сгодится, и еще подучишься чему-нибудь”.