Читать «Казачка. (Из станичного быта)» онлайн - страница 20
Федор Дмитриевич Крюков
Уж вы, куры мои, кочеточки!
Не кричите рано с вечера,
Не будите милого дружка…
Мотив песни был не богатый, как большая часть мотивов казачьих песен, а ровный и грустный, по в таинственной, прислушивающейся тишине ночи, в этом серебристом блеске лунного света, негромкие, несколько однообразные звуки песни звенели нежной грустью, увлекательной и задушевной, и манили к себе с какой-то неотразимой силой, и заставляли дрожать самые сокровенные струны сердца…
Певицы пели не спеша, лениво, с большими паузами; запевало каждый раз контральто, а сопрано было на «подголосках». Наконец, одна особенно грустная, щемящая нота, долго звеневшая в воздухе, упала, и песня замерла окончательно.
«Не Наталья ли это?» — подумал Ермаков, определяя на глазомер расстояние до певиц.
Он знал, что она жила на этой улице, и часто ходил здесь ночью, хотя ни разу не встречал и не видел ее за последнее время: она была почти постоянно в поле. Держась в тени, он не спеша пошел к певицам. Ему очень хотелось встретиться теперь со своей односумкой; обаяние ее, которое он раньше испытал, все еще не потеряло своей силы; он по-прежнему изредка грустил и вздыхал о ней, теряясь в ревнивых предположениях о том счастливце, которого обнимали ее сильные руки и горячо целовали красивые своей горькой усмешкой уста.
Но непонятное смущение невольно овладевало им. Он уже намеревался остановиться, как вдруг, недалеко от него, старушечий грубый голос окликнул его:
— Кто идет?
Ермаков даже вздрогнул от неожиданности, и вглядевшись, увидел небольшую, закутанную в теплый платок фигурку, сидевшую в тени, около сваленных па улице бревен. Фигурка сидела, не шевелясь, и ее можно было принять за пень.
— Кто идет? — повторила она свой оклик.
— Казак, — ответил Ермаков обычным в таких случаях способом.
— Почему так поздно? — сердито продолжала опрос неподвижная фигурка.
— По своим делам.
— Какие дела по ночам? Спать надо! Кабы на мне не обязанность, я бы теперь второй сон видела…
Когда Ермаков подошел ближе к старухе и стал всматриваться в ее сморщенное лицо с крупными чертами, она, узнавши его, добродушно рассмеялась и воскликнула:
— А я подумала, из портных кто: они тут часто шлындают с русской улицы… Вы уж извиняйте меня, старуху: по случаю ночи не угадала…
— Ты чья, бабушка? — спросил Ермаков.
— Савелия Микуличева, Пастухова жена. Вряд вы его знаете.
Располагая поболтать с ной, Ермаков сел на бревнах около нее, довольный встречей, и спросил:
— Ты с кем в обходе?
— А с Наташкой, — отвечала старуха.
— С какой?
— Да вот, с соседкой своей, Нечаевой! Она зараз побегла домой: «напиться», — говорит, да застряла чего-то…
— Это вы с ней сейчас песни пели? — быстро спросил Ермаков, с особенным интересом всматриваясь в старуху.
— А гораздо слышно? — с удивлением воскликнула она. — Ах ты. Господи!.. Я-то, я-то на старости лет в Спасовку запеснячивать вздумала!.. Это все она меня, будь она неладна… «Давай да давай сыграем, скуку разгоним, никто не услышит». Вот старая дура!..
— А хорошо пели! — с искренним восхищением отозвался Ермаков.