Читать «Волчий гон» онлайн - страница 6

Наталья Иртенина

На могиле жены Граев был всего два раза. Второй раз – после безнадежного разговора с лейтенантом Свиридовым, купленным за гроши или, что вероятнее, выполняющим купленную волю начальства.

Памятника еще не было, и фотография на граните не укоряла его живым взглядом единственной, на всю жизнь любимой женщины. Но и без фотографии он чувствовал ее присутствие. Нет, конечно, он не думал, что она витает над ним бесплотной душою. И конечно, не думал, что эта гипотетическая душа может простить его за ту боль.

Однако она присутствовала именно в этом ощущении тяжкой вины перед ней. Словно они стали неразделимым целым – его ушедшая далеко-далеко жена и это чувство бескрайней вины, тяжесть самого настоящего греха, мука, вызванная мыслью, что ты оказался ниже и ее, и собственной любви. Здесь Граев впервые понял, что если любишь – обязан быть достойным своей любви. И из этого же следовало, что любовь и чувство вины – постоянные спутники. Тогда правы верующие в Христа, и не правы те, кто отказывается от вины.

Граев долго сидел у могильного холмика на куске бревна. Пил по глотку горькую, смотрел в гаснущее небо, пьяно жаловался на свою тоскливую долю темным ночным облакам, казавшимся тенями тех, кто живет там, наверху.

Внезапно небеса начали быстро светлеть и словно стягиваться в одну точку. Беспредельная ширь смялась в крохотный комок, и Граев очутился в комнате, залитой ярким белым и неживым светом. Комната была знакома. Он узнал больничную палату, где держали его сына. Он повернулся и увидел кровать. На ней – обнаженное, тонкое, едва ли не прозрачное тело ребенка. Его сына. Граев подошел ближе. Изо рта и носа ребенка выходили пластиковые трубки и тянулись к живым, но бездушным аппаратам, работающим день и ночь, чтобы душа его сына не оставила тело навсегда. Трубки вызывали у Граева страх. Он старался не смотреть на них. Он протянул руку и с горестным недоумением коснулся лица ребенка тыльной стороной ладони. Его сын не умер, тело хранило в себе тепло, но дыхание жизни ослабело в нем, он ушел куда-то из этого мира. Граев не понимал этого, и оттого сильнее была мука. Если бы он знал, где блуждает сейчас жизнь его ребенка...

Но вдруг ему стало еще страшнее. Губы мальчика задвигались, хотя глаза по-прежнему были закрыты, веки не дрогнули. Ребенок заговорил. Голос был звонким, как раньше, но Граев отчетливо слышал в нем недетскую глубину отчаяния. Его сын был жестоко напуган.

– Папа, папочка, – кричал Василь. Граев воочию представил, как ребенок безуспешно силится преодолеть сопротивление неподвижного, непослушного тела. Точно в кошмарном сне. – Папочка, я боюсь, там охотники, они убьют меня и тебя, папа! Они идут за нами, они страшные, папочка, спаси нас, пожалуйста...

Граев рухнул на колени возле кровати и зарыдал. Он ничем не мог помочь своему сыну, которого преследовали какие-то дикие псы. Какая-то нелюдь призрачного, кошмарного мира.

Внезапно ребенок замолчал. Вместо слов появилось что-то другое. Граев поднял глаза на сына и застыл в ужасе. Волоски на теле зашевелились, вставая дыбом. Нижняя часть лица ребенка вытянулась вперед, и вместо рта теперь была пасть. Граев видел незавершенную, четко не сформированную, но уже явно звериную морду. Из глотки зверя исторгался бедственный собачий вой.