Читать «На рубежах Среднерусья» онлайн - страница 11
Николай Фёдорович Наумов
После Сталинграда к мнениям Василевского Сталин стал относиться с особым вниманием, хотя они высказывались как советы или пожелания. Верховный ни разу не услышал от него сожаления или обиженного вздоха, если что-то не принималось или даже резко отвергалось. Судя по ходу Сталинградской битвы, начальник Генштаба не принимал к подчиненным крутых мер, решения его внешне казались осторожными. Не всегда они давали ожидаемый эффект. Многие, вполне верные и обоснованные, не смогли выполнить Еременко и Гордов. Потом противодействие противника. Он, Василевский, своевременно определил намерение Манштейна — пробить коридор к окруженной армии Паулюса, и с двойной целью ввел в сражение 2-ю гвардейскую армию — сначала предотвратить прорыв армии Гота оборонный, затем добить прямым ударом с фронта и с флангов. То и другое вполне удалось.
Тогда, под Сталинградом, Василевский предложил обескровить танки Гота обороной, а затем добить ослабленного. Результат оказался огромным: Маштейн с Готом не смогли удержать проход у Ростова для всей группы армий «Юг» и значительная часть ее вынуждена была отойти на Таманский полуостров.
Мысли Василевского видны и в докладе Антонова, отметил Сталин. Они сходны с докладной запиской Жукова. Пожалуй, Ватутину и Рокоссовскому надо ответить так, как предложил Василевский.
В тридцатые годы, в пору борьбы с разными оппозициями, Сталин умел терпеливо выслушивать резкую и даже оскорбительную критику. Но, одержав победу, он допускал споры только на заседаниях Политбюро. Молотов даже резко возражал по многим вопросам. Однако при обсуждении в более расширенном составе постепенно установилось правило: Сталина можно критиковать, Генсека — недопустимо. Он первое лицо в стране, и критика его — критика социализма и всего, что он предпринимает для его строительства. Понемногу в нем укрепилось самомнение: все, что он предлагает, намечает, — верно. Когда не хватало фактов, Сталин обращался к своей интуиции, в которую верил, как в надежное подспорье. Но при решении оттянуть войну на 1942 год интуиция страшно подвела его: он не дал развернуть на границе хотя бы войска прикрытия, и приграничные округа, не успев преобразоваться во фронты, потерпели чуть ли не гибельное поражение.
Сейчас два возможных начала немцами летней кампании, при всем аргументированном обосновании наиболее вероятного, все же раздвоили его. Раздваивали неготовность войск к отражению близившегося (поданным разведки) наступления немцев. Слишком много еще оставалось слабых мест и просто едва заштопанных дыр на центральном участке стратегического фронта, а резервы, собираемые со всех военных округов, еще были слабы, особенно морально, чтобы выдержать массированный удар врага.
Молчание Верховного озадачило Антонова. После резюме Василевского он не считал возможным докладывать то, что осталось, к тому же оно выглядело бы неуместным повторением. Василевский, хотя и привык к долгим раздумьям Верховного на заседаниях Ставки, сейчас не мог определить, из-за чего Сталин так долго молчит.