Читать «Сумхи» онлайн - страница 5

Амос Оз

Через пять минут страсти улеглись, но прозвище «Сумхи» так и прилипло ко мне почти до конца восьмого класса. Все это я рассказал просто так, лишь для того, чтобы отметить одну важную вещь, — в конце этого урока Эсти прислала мне записку:

"Псих ненормальный, ну зачем тебе всегда надо наживать неприятности? Прекрати!"

А в самом низу записки буквами помельче было приписано: "Ну, ничего. Э."

… Эсти, что же она знала?

Эсти ничего не знала, а, быть может, знала и удивлялась. Мне никогда не приходило в голову тайком сунуть в ее ранец любовное письмо, как сделал Эли Вайнгартен, когда он влюбился в Нурит, или послать к Эсти «сваху», девочку по имени Раанана, которую Тарзан Бамбергер послал к той же Нурит.

Наоборот, я при всяком удобном случае дергал Эсти за косы, а ее чудесный белый свитер, который она надевала весной, я без конца приклеивал жевательной резинкой к стулу.

Собственно говоря, почему?

А так. Почему бы и нет? Чтоб знала.

Случалось, что я чуть ли не изо всей силы заламывал за спину ее тонкие руки, так что она начинала ругаться и царапаться, но никогда не просила пощады! Хуже того: это я придумал для нее прозвище "Клементайн"[1] (звучала в те дни в Иерусалиме такая песенка; ее пели английские солдаты из лагеря «Шнеллер»: "О, май дарлинг, о, май дарлинг, о, май дарлинг Клементайн"), и девчонки из нашего класса подхватили это прозвище с восторгом, и даже спустя полгода, когда уже все переменилось, в Ханукку, еще называли у нас Эсти именем “Тина", которое образовалось от слова «Клементина» — от моего английского прозвища "Клементайн".

А Эсти?

У нее существовало для меня лишь одно слово.

Уже с утра припечатывала она меня этим словом, еще раньше, чем я начинал злить ее:

— Мерзкий.

Дважды или трижды на больших переменах я так выкручивал Эсти руки, что у нее выступали слезы на глазах. За это Хемда, наша классная руководительница, наказала меня, и наказание я снес как мужчина, стиснув зубы.

Так, без особых происшествий, продолжалась наша любовь до последнего дня праздника Шавуот. Эсти плакала из-за меня на больших переменах, а я из-за нее — по ночам.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ШИРОКАЯ НАТУРА

Дядя Цемах превосходит себя, а я отправляюсь в путешествие к истокам реки Замбези, то есть в Африку.

На праздник Шавуот[2] приехал дядя Цемах из Тель-Авива и привез мне в подарок велосипед. Правда, мой день рождения попадает на период между праздниками Песах и Лаг ба-Омер, но, по мнению дяди Цемаха, все праздники одинаковы, более или менее, за исключением праздника Ту би-шват — к нему он относился с исключительным почтением.

Он, бывало, говорил:

— На Ханукку[3] все еврейские дети учатся в классе ненавидеть злых греков. В Пурим[4] — мы ненавидим персов, в Песах[5] — египтян, а в Лаг ба-Омер[6] — римлян. Первое мая[7] — день демонстраций против англичан, Девятое ава[8] — пост в память о разрушении нашего Храма вавилонянами и римлянами. 21 таммуза[9] — день смерти Герцля[10] и Бялика,[11] 11 адара[12] мы с печалью и гневом вспоминаем о том, что натворили арабы в Тель-Хае, где пали Трумпельдор[13] и его товарищи. И только в Ту би-шват[14] мы ни с кем не ссорились, не было у нас бед, но именно в этот день — как назло! — почти всегда идет дождь.