Читать «Ясень (сборник стихотворений)» онлайн - страница 10

Федор Григорьевич Сухов

Плачет — от радости — хлюпкая ивина,

Клонит себя над замшелой колодиной,

Вся-то она так светло осчастливлена

И не росой — белой-белой смородиной.

* * *

Просыпаюсь вместе с петухами,

С пастухами на ноги встаю.

И хватаю жадными руками

Водяную скользкую струю.

Чудотворной свежестью колодца,

Той водой, что льется из ковша,

Я смываю с глаз своих коросту,

Чтобы с солнцем сблизилась душа.

Чтоб она, душа моя, понуро

По большой дороге не брела,

Чтоб ее, как дерево, минула

Молний каленая стрела.

А уж если встречусь с неминучей,

Тучей повстречаюсь грозовой,

Встану под березою дремучей,

Под ее развесистой листвой.

В жаркий полдень там, где водянела,

Там, где млела скошенная рожь,

Я услышу всей спиной, всем телом

Зябко набегающую дрожь.

И тогда-то грохнет надо мною,

Вздрогнет потемневшая земля, —

Новою неслыханной войною

Ополчится небо на меня.

Только я без стона и без крика

Сгину в полыхающем огне —

Я давно убит на той великой,

На своей единственной войне.

* * *

Растреножился, входит в азарт,

Свищет ветер разбойно, отпето.

Боже мой! Сколько сини в глазах

Запоздалого бабьего лета.

Как тосклива она, как грустна,

Эта синь, эта бабья судьбина!

Есть у всякого лета весна,

Есть своя роковая рябина.

Есть у лета восход и закат,

Холодеет оно на закате,

От садовых тесовых оград

Груды яблок по улице катит.

Угощает досужих людей

Боровинкой, ранетом, анисом,

Провожает своих лебедей

К неугасшим заморским зарницам.

И грачей провожает. Грачи

Пали на поле черной оравой…

Не печалься, мой друг, не грусти,

Что зарница твоя отыграла.

Поскорее воспрянь, подивись

На зазывную радость ранета,

Погляди, как играет анис

Страстной кровушкой бабьего лета.

Потому-то навеки красна

Чья-то песнь на заре воробьиной, —

Есть у всякого лета весна,

Есть своя роковая рябина!

* * *

Рождественские холода,

Они цинкуют стекла окон,

Они — как сказочная борода,

Как голос мудрого пророка.

Библейский говорит пророк,

Мои он обжигает щеки.

А я вхожу на бугорок,

К продрогшей подхожу сороке.

Сорока свой уносит хвост,

Сама себя куда-то прячет.

Распаутинился мороз,

Повис на тальниковом прясле.

На телеграфных проводах

Заря закатная повисла…

Какой-то захотел чудак

От санного укрыться визга.

От деревянных лебедей

Упрятался в своей машине.

На свечеревший пали день,

Снежинки день мой запуржили.

Иду, бреду в сплошную темь

Вдали от отчего порога,

Чтоб новый возродился день

В глазах библейского пророка.

* * *

Ромашки все, ромашки без конца,

На удивленье сумрачному богу,

Они желток куриного яйца,

Как солнышко, выносят на дорогу.

* * *

Скатала метель все пути, все дороги,

Опять без пути, без дороги бреду.

Спешу я к своей неутихшей тревоге,

Свою незабытую слышу беду.

Зеленую горечь осиновой рощи

Я слышу обветренной горечью уст,

Я ведаю, знаю, как что-то пророчит

Серебряной ивы девчоночья грусть.

Она прослезилась — не от метели,

Она благодатную чует весну,

Она, знать, и вправду добреет, светлеет

И вся цепенеет на зябком ветру.

Я сам цепенею, я сам леденею,

Скудеет, не греет певучая кровь…

Все падает на землю белое небо,