Читать «Закат и падение Римской империи. Том 4» онлайн - страница 257

При оценке личных достоинств того или другого человека мы сообразуемся с теми свойствами, которые присущи всем людям вообще. Подвиги гения или добродетели, как в практической жизни, так и в умозрительной, измеряются не столько своей действительной высотой, сколько тем, насколько они возвышаются над уровнем века и страны, так что тот же самый высокий рост, который показался бы незначительным среди гигантов, показался бы необычайным среди пигмеев. Леонид и его триста товарищей пожертвовали своею жизнью при защите Фермопил, но это достопамятное самопожертвование было подготовлено и, так сказать, обеспечено воспитанием, которое они получили в детстве, в юношестве и в зрелом возрасте, и каждый спартанец стал бы скорей одобрять, чем превозносить, такое исполнение долга, на которое были одинаково способны и он сам, и восемь тысяч его сограждан. Великий Помпей мог надписать на своих трофеях, что он разбил в генеральных сражениях два миллиона неприятелей и взял тысячу пятьсот городов на пространстве между Меотийским заливом и Чермным (Красным) морем; но его орлам указывала путь фортуна Рима; народы, которые ему покорялись, были побеждены своим собственным страхом, а непобедимые легионы, которыми он предводительствовал, воспитались в привычке побеждать и в соблюдении упроченной веками дисциплины. Ввиду этого личность Велисария следует ставить выше всех героев древних республик. Его недостатки проистекали от нравственной испорченности его времени, но его добродетели принадлежали ему самому; они были ему даны или природой, или размышлением; он возвысился сам, без наставников и без соперников, а вверенные ему военные силы были до такой степени несоразмерны с тем, что ему поручали исполнить, что единственными выгодами на его стороне были те, которые он мог извлекать из гордости и самомнения своих противников. Под его предводительством, подданные Юстиниана нередко оказывались достойными названия римлян; но высокомерные готы, делавшие вид, будто стыдятся вступать в борьбу за обладание Италией с народом, состоящим из трагических актеров, пантомимов и пиратов, давали им презрительное название греков, обозначавшее отсутствие воинских доблестей. Действительно, климат Азии всегда был менее благоприятен, чем климат Европы, для развития воинственных наклонностей; многолюдные восточные страны были обессилены роскошью, деспотизмом и суевериями, а монахи обходились там дороже солдат и были многочисленнее этих последних. Регулярная армия императоров когда-то доходила до шестисот сорока пяти тысяч человек, а во времена Юстиниана она уменьшилась до ста пятидесяти тысяч, и даже эти военные силы могли бы считаться значительными, если бы они не были разбросаны небольшими отрядами на морях и на суше - по Испании и Италии, по Африке и Египту, вдоль Дуная, по берегам Евксинского моря и по границам Персии. Денежные средства граждан истощились, а солдат все-таки не получал своего жалованья; его бедственное положение облегчалось тем, что ему давали зловредное дозволение грабить и жить в праздности; а запоздавшее жалованье задерживалось и присваивалось теми бесчестными агентами, которые извлекают выгоды из войны, не тратя своего мужества и не подвергая себя никаким опасностям. Бедствия, постигавшие общество и частных людей, доставляли рекрутов для армий; но в поле и в особенности в присутствии неприятеля состав этих армий всегда оказывался неполным. Упадок народного мужества возмещался ненадежной преданностью и беспорядочною службой варварских наемников. Даже чувство воинской чести, так часто переживавшее утрату доблестей и свободы, почти совершенно угасло. Военачальники, число которых возросло до небывалых в прежние времена размеров, заботились только о том, как бы помешать успеху своих сотоварищей или замарать их репутацию, а собственный опыт привел их к тому убеждению, что их личные заслуги могут возбудить в императоре зависть, но что он отнесется с благосклонною снисходительностью к их ошибкам и даже к их преступлениям.