Читать «Лемма» онлайн

С. Бардин

Отчаянная народовольческая надпись Беглая-прадеда — «Бога нет!» — на обороте черной иконной доски покоится ныне на почетном месте в кабинете правнука. В минуту высшего подъема духа Беглай-отец, уложив скромную кривую экспериментальных точек на еще более скромные предсказания теории, в 1954 году, зимой, начертал: «Есть ты!» Ибо той кривой он заложил основы будущего своего профессорского благополучия и процветания.

Однако получившаяся в итоге двойная надпись могла быть тогда прочитана недоброжелателем как обращение к богу и даже как молитва. Оттого, наверное, доска с противоречивой надписью была мудро задвинута бабушкой на чердак, а юный Беглай-отец счастливо облегчился диссертацией на астрономическую тему.

Через годы моложавый, но уже остепененный и успокоенный в науке доктор Беглай-сын (кибернетика, теория передачи информации) нашел на чердаке старой дедовской дачи темную доску и обрадовался: было время великого поиска икон, подсвечников и ампирных кресел с позолотой. Перевернув ее, он умилился, обнаруживши надпись, которая в свете новых свободных дискуссий приобрела новый же смысл, перекликающийся с высказываниями Пико де Мирандолы, Франсуа Мари Аруэ Вольтера и Николая Лохова: «Бога нет — есть ты!» Он водрузил доску в кабинете на даче, на книжной полке рядом со старой статуэткой, изображавшей Шаляпина в костюме и гриме, исполняющего известные куплеты из «Фауста» Гуно.

Был солнечный и ветреный день, обычный для июля в Подмосковье. Семья Беглаев, представленная только старшими членами, кончала завтрак на веранде. Вставать не хотелось; летняя дачная лень задерживала всех за столом. На клеенке вперемешку стояла разнокалиберная дачная посуда, сковорода с подъеденной яичницей, сыр, остатки сливочно-клубничных пиршеств.

Сквозь верхний цветной ряд стекол на веранду падали разноцветные квадраты теней, и сахарница с сахаром становились красными, а руки дорогой тещи профессора, Ираиды Антоновны, были левая зеленой, а правая коричневой, что не противоречило представлениям профессора об уважаемой им старухе.

Приятные размышления прервал какой-то слабый вскрик из-за забора, что-то вроде: «…здесь живут?.. Беглай?», заглушаемый скрипом деревьев и шумом ветра в вышине.

Теша вздрогнула. Руки ее пришли в движение, начав быстро собирать посуду со стола, и сделались синими.

— Боже мой, проходной двор! — сказала она.

— В воскресенье! — простонала шепотом жена профессора.

Профессор же вскочил и стал сквозь стекла веранды показывать забавную пантомиму гостеприимства: округло жестикулировал, приседал и помахивал головой. Потом он погрозил пальцем в сторону калитки и пошел с веранды, высовываясь поверх кустов сирени и силясь разглядеть гостя. Забор был высок и обновлен еще Беглаем-дедом в пору моды на монументальные ограждения.

— Вы ко мне? — крикнул профессор забору вполне доброжелательным бабьим голосом. Гость же проворно дергал запертую калитку, а Беглай от поспешности никак не мог отпереть ее. И наконец открыл, и пришедший почти впал на территорию дачи, а жена и теща с веранды зорко вглядывались в нового гостя.