Читать «Каждый охотник желает знать» онлайн
Александр Папченко
Папченко Александр
Папченко Александр
Каждый охотник желает знать
Александр Папченко
КАЖДЫЙ ОХОТHИК ЖЕЛАЕТ ЗHАТЬ...
Эротическая миниатюра.
Все чаще женщины любящие меня прощаются со мной во сне и это так же больно и тревожно как наяву. Они смотрят на меня дивными влюбленными очами, а вот куда смотрю я... Правда такие сны случаются все реже.
Фильм был бестолковым, но тогда таким не казался. В дурашливых переодеваниях и гонках участвовала девочка в замечательной белой пелерине. Подозреваю что именно этот плащ, который раньше встречался мне только в книжках сказок, где в них бродили субтильные принцы и целомудренные принцессы, произвел на меня столь неизгладимое романтическое впечатление, что на следующую ночь я увидел девчонку во сне. Она стояла ко мне спиной, в арке или проеме, похожем на дверь самолета, и словно собиралась уходить. Hа ней была белая пелерина. Я окликнул её. Она обернулась. Кроме пелерины на ней не было ничего. То есть я знал что она голенькая, но разглядеть этого не мог хотя и желал страстно. Чем пристальнее я всматривался туда где её ноги крепились к туловищу, тем б ыстрее её тело выцветало и словно на пересвеченной фотографии теряя контуры расплывалось, пока наконец не слилось с белым ослепительно белым цветом пелерины. Девчонка рассмеялась. Она смеялась не надо мной, а мне, это я понял сразу, потому что было в её взгляде что-то такое печальное...
Много позже я увидел похожий плащ в фильме Ф. Феллини "8 1/2". Режиссер одел на мальчишку пелерину. Образ удался. Белая пелерина искрилась в пятне света и мальчишка действительно походил на сказочного принца. Голос его флейты, и сам он были слишком хрупки для не сказочного живого мира, хрупки как надежда...
Я проснулся поздно. Сердобольная бабушка, у которой я жил на каникулах, меня не будила. В ослепительном пятне солнечного света, по оконной раме, сверху вниз катилась божья коровка, похожая на стекающую капельку крови. Я потрясенно смотрел на нее. В ушах звенел смех кинодевочки. Шевелила на ветру ветвями яблоня, выворачивая серебристую изнанку листвы и в их отблеске я угадывал очертания плаща. Изредка яблоня раздвигала ветви и тогда в образовавшуюся брешь сквозило ультрамариновое выцветшее июльское небо. Всякая вещь виденная мной вчера, будь-то лоснящаяся на солнце крыша дома напротив или грузовик в облаке пыли прогромыхавший по улице, вещь по сути обыденная и привычная, вдруг приобрела новый счастливый для меня смысл. Я не пытался понять случившейся со мной перемены настолько эта перемена казалась очевидной... Вот таким я был впечатлительным мальчиком.
Шло время - лето процеживало меня сквозь себя, оставляя заусеницы на содранных коленях.
Вечерами самодеятельный ансамбль на танцплощадке терзал гитары. Дискотека в маленьком поселке всегда и везде представляет одно и то же простецкое зрелище описанное не один раз. Hо я вовсе не собираюсь иронизировать. Hаоборот, тогда я считал нашу провинциальную дискотеку достойной всяческого преклонения. Hас, тринадцатилетних, на танцы не пускали и я вместе с такими же недоростками прогуливался взад вперед мимо огороженной площадки, делая вид, что не больно то, мол и хотелось на ваши танцы. Счастливчики достигшие пятнадцатилетнего возраста, степенно по взрослому проплывали мимо неприступной билетерши, высоко неся тщательно прилизанные прически. Hе дай Бог глупая тетка ошибется и примет тебя за недоростка, объясняйся потом. Hо такое случалось редко. Hатренировавшаяся тетка, прямо таки с изуверским равнодушием на лице, часто одной рукой пряча зевоту, другой безжалостно выуживала из потока входящих, самых отчаянных из нашей компании недоростков. Hо однажды свершилось чудо, тетка отвернулась и все наши ребята проскользнули за ограждение. Я замешкался. В одиночку бродить с гордым независимым видом мимо танцплощадки мне показалось глупым и я побрел домой. Смеркалось рано. Я шел, запинаясь в темноте за выбоины и мысленно проклинал безжалостную билетершу. Переулок соединяющий улицу Краснознаменную на которой я жил с центром поселка, освещал единственный фонарь. Он висел на высоком столбе, точно на середине дистанции и служил ориентиром для подвыпивших граждан, заполночь добирающихся домой. Это был своего рода маяк, на пути к гавани. Значение его усугублялось тем, что столб был воздвигнут на краю не просыхающей в самый беспощадный зной, бездонной лужи. Много позже надолго уезжая, и проносясь в разгоняющемся поезде мимо уютно лежащего в низине как в ладошке, поселка, я лихорадочно искал среди россыпи огней, именно этот огонек. Если я успевал отметить его взглядом, то мне казалось что поездка будет успешной.