Читать «Пришельцы с несчастливыми именами» онлайн - страница 20

10. На берегах стеклянных морей

Целую вечность я выбирался из стеклянного куба. Я плакал – слезы красными нитями оплетали мое лицо. На зубах хрустело стекло. Стекло набивалось под веки. Стекла было слишком много, и веки, раздавшись, лопнули. Глаза обожгло светом. От света и холода в слипшихся волосах проснулись и зашевелились вши. Голодные стеклянные вши, они подтачивали корни волос и больно вгрызались в кожу. Прозрачный нож гильотины не выдержал удара о шею и сам рассыпался в пыль, из молочной ставшую красной. Я еще плыл по острым стеклянным волнам на какую-то зеленую веху, меня мутило, уши заложило от боли, я разгребал обрубками пальцев боль, а веха не приближалась. Прошел час, или год, и я понял, что стараюсь напрасно. Мне стало смешно. Ноги! Я их сам оставил на берегу, они-то и не давали плыть, утопленные в расплаве асфальта. Я смеялся, я долго смеялся. Я видел, как смех собирается на губах в пузыри, и они, как надутые газом презервативы, уплывают в стеклянную высоту. Потом на красном экране замелькали пятна людей, сначала мелкие и размытые, потом огромней и четче, а самое большое из пятен сказало слезливо и зло:

– Он мне ответит! Он ответит за то, что в моем аквариуме померзли все коллекционные экземпляры. Лучшие экземпляры! Одна вуалехвостка мадагаскара – пара пятнадцать рублей. А бискайские мраморные дельфинчики! Каждый дельфинчик стоимостью в четвертной. Это двести пятьдесят по старому! Он! Он! Он!..

Я оторвал по куску стекловаты и заложил ими раковины ушей. Голос сразу сделался мягче.

– Оставьте человека в покое. Вы что, не видите, у него перебинтована голова? А вы к нему со своими вуалехвостками лезете.

Невидимка выдернул вату, и голос снова стал злым.

– А вы кто такая будете, чтобы в чужой квартире защищать какого-то проходимца? Вы что, в ней прописаны? Да мне плевать на твоего хахаля Очеретича. Из-за твоего Очеретича наша квартира не заняла первое место в соревновании за здоровый быт. Из-за него на двери табличку не повесили, поняла?

Я стал узнавать голоса. Наталья. Значит, я снова в комнате у Валентина Павловича. Сухим языком проведя по верхней губе, я почувствовал больничную горечь. Голос мой прозвучал тише воды, но и такому я обрадовался, как другу.

– Ухо горит, – сказал я с длинными передышками. А когда отдохнул, спросил: – Валя, ты уже улетаешь?

Ответил мне голос Крамера, с сухой немецкой пружиной выбрасывающий, как монеты, слова:

– Поешь-ка, парень, пельменей. Ешь, пока не остыли.

Я почувствовал скользкую теплоту и острый уксусный запах. От запаха меня замутило. Я стал захлебываться слюной, она была живая и жирная, похожа на суп с червями. Я понял, что причастился смерти, и единственное, о чем пожалел, – что никогда Ее не увижу, мою беглянку, девочку-сироту, единственную, недоступную, близкую…

Незнакомый голос сказал:

– Ты же его, мудила с Тагила, своими тухлыми пельменями совсем в гроб загонишь. У парня моча, как сперма. Парень чуть не подох. А ты – ебемать – пельмени!

Кто этот добрый человек? Я ресницами разодрал липкую пелену возле глаз. Человек был прозрачен, как ангел, и с большими блестящими крыльями. Он говорил «моча», а я слышал «амброзия». Он говорил «мудила», а мне слышалось «брат». Я понял, что он мне снится. Он снился и говорил, я тихо лежал и слушал.