Читать «Избранные произведения в трех томах. Том 3» онлайн - страница 9

Домашний ужин всухомятку ей впрок не пошел. Искра очень хотела есть. Она встала, зажгла свет, осмотрела то, что было на чемодане, взяла вилку, подумав: «Наверно, это Витина», — и принялась за шпроты.

Бежали слезы по щекам, под носом и на губах было мокро. Искра часто и тяжело вздыхала, но это не мешало ей поглощать оставшееся от недавнего пиршества.

3

Крикнув на прощание инженеру Козаковой что–то о судьбе, Дмитрий Ершов долго шагал через город на Овражную улицу, к мазанке, которую строили еще его покойные родители, лет тридцать назад переехав в эти места из–под Юзовки. Мазанка стояла на окраинной дальней улочке, по уклону сползавшей в размытую дождями балку. Многие на этой улочке были тоже из Донбасса, потому вокруг каждого домика тут теснились вишневые садочки.

Добираться до дому в слабом свете редких уличных фонарей было нелегко: недавние дожди напитали глинистую землю влагой, ноги скользили, к подошвам и каблукам липли тяжелые комья, и нес ты на ногах не ботинки, а пудовые гири. В этот раз, правда, немножко помогала луна — освещала дорогу с разъезженными, полными воды колеями. Было тут не как в городе, а как в плохой деревне. Горсовет этой окраиной не очень–то занимался, город строился в другом направлении, вдоль моря, в сторону от заводов, уходя подальше от дыма и гари доменных и мартеновских печей.

Братья и сестры Дмитрия покинули отчую мазанку — кто давным–давно, кто совсем недавно. Наистарейший брат, Платон, обер–мастер доменного цеха, тот переехал в заводской дом всего полгода назад. Жили теперь в мазанке вдвоем: он, Дмитрий, да Андрей, племяш, сын погибшего на войне Игната. Андрей окончил вечерний техникум при заводе и работал мастером участка в доменном цехе. Парень взрослый, вот–вот женится, тоже уйдет, и жить тогда в старой хате Дмитрию вовсе одному.

Дмитрий дошел до калитки, взялся за холодную и влажную от вечерней росы скобу.

— Дима, — услышал он под тополями знакомый негромкий голос. С лавочки, устроенной возле калитки, поднялась женщина. — Совсем озябла.

— А что в дом не шла?

— А чего там одной сидеть? Одной страшно. Мыши скребутся.

— Ну пойдем, ужинать будем. — Дмитрий обнял озябшую женщину за талию, подтолкнул к калитке.

Засветив электричество в горнице, он скинул куртку, стянул через голову тугой черный свитер; за перегородкой без дверных створок, там, где когда–то была кухня и хозяйничала мать, принялся умываться под рукомойником.

Худенькая и по–цыгански смуглая женщина тоже сняла жакет, осталась в коротком легком платье. Туфли — они были в уличной грязи — женщина сбросила, ходила по горнице босая. Из плетеной сумки, которую принесла с собой, она извлекла свертки, в свертках была еда.

— Может, горячего чего сделать, Дим? — спросила она.

— А чего у нас есть–то?

— Яичницы, хочешь, нажарю! С колбасой, с помидорами.

— Давай жарь. Зажечь тебе керосинку?

— Зажги.

Они разговаривали, держались друг с другом, как муж и жена, которые уже много прожили вместе. Но они не были мужем и женой. Он звал ее Лелей, лет ей было почти столько же, сколько ему, разве двумя–тремя годами меньше. За двенадцать километров, из поселка Рыбацкого, она приходила к нему каждую субботу и в воскресенье вечером уходила. Обязанностей здесь у нее было множество в эти ее свободные часы: она прибиралась в доме, мыла полы, стирала Дмитриеву одежду; даже огород развела на участке, зелень всякую выращивала.