Читать «Мальчики из блокады (Рассказы и повесть)» онлайн - страница 99
Александр Алексеевич Крестинский
К а в а л е р. Я буду искать! Я еще вернусь! Запомните!
Метель смыкается за его спиной.
К у в ш и н. Ненавижу! Вашего брата ненавижу! Тонкая материя, прозрачный как стеклышко, а поглядишь - той же дрянью налит. Благородный! Вот он, ваш благородный, Ка-ва-лер! С виду - ох, ах, не подступись, а у самого штаны в заплатах, чулки без пяток, штиблеты каши просят. Голь перекатная, а туда же - гордится! Чем гордится?.. Презираю! Голоштанных презираю. Перчатку штопаную норовит в нос сунуть, шпажонку елочную в бок тычет... Дай срок, кончится треклятая зима, найду себе подходящую Кувшиню - рылом чтоб вышла, шея что дышло... Дело заведу, квасом, пивом торговать начну, дом построю, у речки, на горке, чтоб лесок рядом...
Из-за угла, крадучись, словно кот, появляется Кондитер.
К о н д и т е р. Размечтался? На речку захотел? Службу забыл? Вот я вас! Где Графин?
К у в ш и н. Да тут стоит, куда ему деваться... Ой, где ж он? Смотри-ка, разбился, стеклотара несчастная! Кавалерка его пихнул, не иначе!
К о н д и т е р. Туда ему и дорога. Одним дармоедом меньше.
К у в ш и н. Точно. Давно пора. Все в благородные метил, вот ему и влепил благородный-то...
Кувшин хихикает.
К о н д и т е р. Где Кавалер?
К у в ш и н. В хате хулиганил, башмак второй нашел, грозился всяко, побежал девку искать...
К о н д и т е р. Этого ушехлопа я вокруг пальца сто раз обведу. Дело - на ветер, следы метель заметет, а я себе местечко теплое присмотрел. Шутить не привык, еще медалью наградят. Вот увидишь.
К у в ш и н. А я-то как же, хозяин?
К о н д и т е р. Куда я, туда и ты.
К у в ш и н. Вот это по-нашенски!
Метель усиливается. Ветер налетает со всех сторон сразу, раскачивает кондитерскую лавку, отрывает ее от земли и, закрутив штопором, уносит. В белой мгле исчезают Кондитер и Кувшин.
СЛЕДОВ ЧЕЛОВЕКА НЕ ОБНАРУЖЕНО
Обстрел начался рано. Снаряды ложились рядом с нашим домом. "Ирода окаянная!" - выругалась тетя Маша, оделась и ушла. Зато тотчас пришел Васька, который в тихую погоду дежурил вместо нее у ворот. Васька сказал:
- Наш корабль в вилку берут, сволочи.
Иногда снаряды пробивали лед на реке. Тогда мы слышали шум падающей воды и стозвонный грохот льда.
- Очередь в убежище загнали, - ворчал Васька, - теперя хлеба долго не получим...
Наш корабль молчал. Он словно притаился.
- Если попадут, - сказал Васька, - я к мамке бегу, понял...
Когда он это сказал, я почему-то начал считать про себя. Я считал не останавливаясь, торопливо, задавая себе от взрыва до взрыва равные десятки, страшно волнуясь и боясь не поспеть в счете. Васька глядел в окошко, но что он там мог видеть - непонятно. Окошко поросло густым слоем розового снега. Розового оттого, что с улицы пробивалось солнце.
Я все считал.
Потом что-то раскололось снаружи. Солнце било мне прямо в глаза, и ничто ему не мешало. Холод охватил лицо. Запахло дымом.
- Пихай подушку! - кричал Васька. - На!
Я схватил подушку, стал запихивать ее в окно. Осколки стекол, оставшиеся в раме, с треском рвали наволочку.
Я вышел во двор следом за Васькой и увидел снег в черных крапинах. Поднял голову - окно на третьем этаже светилось, точно жерло раскаленной печи. Это была квартира профессора Иванова-Плакучего. Квартира, в которой жил Белый Полушубок. На дворе стояли люди в брезентовых робах и рукавицах. Из-под брезентовых же капюшонов виднелись темно-красные обветренные лица, а один стоял с откинутым капюшоном, и на ушанке у него сверкала золотая "капуста".