Читать «Мальчики из блокады (Рассказы и повесть)» онлайн - страница 6
Александр Алексеевич Крестинский
- Мама! Не надо, мама!..
- Простите, я на минуту. - Кроня потоптался, оглядел нашу кухню. Я заметил у него на поясе кобуру.
Мама очнулась, опустила руки на колени.
- Кронечка, Кронечка... Угостить мне тебя нечем. Только кипяток в духовке. Выпей кипятку на дорогу.
- Спасибо, не беспокойтесь. Да мне и некогда. Машина ждет. Я ведь буквально чудом сюда...
Он стащил с плеча вещевой мешок, стал развязывать.
- Возьмите... Это конина.
Кроня протянул маме длинный сверток.
- Кронечка, да что это вы!.. Да вам самим пригодится... - Мама вдруг перешла на "вы". - Зачем же вы так... Возьмите обратно.
Мама говорила торопливым шепотом, она задыхалась от волнения, от радости, от того, что держит в руках чудо, волшебство, мясо! И, говоря эти жалкие, подобострастные, неискренние слова, она все крепче прижимала к груди газетный сверток, а я цепко схватывал глазами каждое ее движение и обмирал при каждом ее слове, и веря и не веря, что она может отдать, вернуть, а Кроня может положить сверток обратно в мешок и унести. Это дико, нелепо, но это правда: я обрадовался, когда Кроня ушел.
Мама закрыла за ним дверь, вошла в кухню, остановилась у плиты. Я сидел на постели и сжимал в руках холодный тяжелый сверток. Мы молчали. Было слышно, как проскрипели по ступеням Кронины шаги, потом по двору тише, тише... А после - зафыркал, заурчал мотор на улице... И все стихло.
Мама протянула ко мне руки, обняла меня вместе со свертком, и мы заплакали - от горя, от радости, от надежды и удачи, от ослепительной удачи, которая называлась - конина.
К концу войны я был худым, большеротым, лохматым подростком, неунывающим и добычливым, как все ленинградские мальчишки.
Помню, промышляли мы в ту осень около Музкомедии - спекулировали билетами. Верховодил над нами Кика-толстый, парень с довоенным румянцем во всю щеку. В условленный час мы собирались в сумрачной подворотне на улице Ракова. Кика выдавал нам билеты, говорил, почем продавать. С выручки каждый получал свой процент. Кика жадничал, но спорить с ним не решались. Помощников он выбирал с толком: в чем только душа держалась. И понятно, все мы стремились к одному: продать билеты выше установленной Кикой цены это был наш "законный" заработок, о котором Кика не знал.
В тот дождливый вечер я быстро сплавил свои билеты. Все, кроме одного. Я уже весь был мокрешенек и дрожал от холода, но билет у меня не покупали. Люди спешили мимо под зонтиками. Прошли, весело разговаривая, мальчишки из Кикиной шараги. Я окликнул их.
- Порядочек! - отозвались они. - А у тебя?
- Один остался.
- Иди к подъезду, сейчас начнется. Может, подвалит кто...
Я подошел к театру. Там нынче "Сильва". За тяжелыми дверьми - свет, тепло, музыка... Меня передернуло от сырости.
- Эй, парень, билета нет?
...Высокая фигура в плащ-палатке. Блестящие глаза под навесом капюшона, узкий нос с горбинкой.
- Билета нет, спрашиваю?
Я кивнул: есть, мол...
Крепкий рот. Узкие, твердые губы. Небольшие усики над верхней губой. У меня дыхание перехватило.