Читать «Свет – в каждый дом» онлайн - страница 8
Али Смит
Ты всегда говоришь что-нибудь такое.
А потом, позже, поздно, уже почти полночь, и ты дома. Я кончила мыть посуду за полчаса до твоего прихода. Мой отец уже лег в гостевой комнате. Мне даже через две стенки слышно, как он храпит. Это, как всегда, тревожит. Это слишком знакомо.
Я лежу в постели. Ты говоришь мало — наверное, от усталости. За ужином у тебя не было настроения говорить. Ты раздеваешься, складывая одежду.
Я немного волнуюсь за отца. А вдруг в гостевой комнате холодно; надо было мне дать ему грелку. Я думаю про его магазин, темный, исчезнувший. Когда я последний раз проходила мимо, там был магазин шотландской геральдики, витрины заставлены маленькими щитами; за прилавком сидел скучного вида человек, а покупателей не было. Я думаю про сегодняшнюю галерею, про виденную нами картину с огромным камнем в комнате и заблокированной дверью позади. Голова забита мрачными мыслями, я снова думаю про Джеки, про то, как мы в конце концов предали друг друга, разлюбили, полюбили других; не могли не полюбить.
Я перестаю думать обо всем этом. Слишком тяжело.
Снаружи кто-то проходит мимо, кто-то пьяный и сердитый, и, судя по звуку, колотит по стоящим на улице машинам палкой или кулаком. Он кричит. Я вам сейчас все ваши гребаные машины уделаю, кричит он. А ну, выходи разбираться. Никто же не выйдете. Трусы гребаные. Сейчас я вам все ваши гребаные машины уделаю.
Его голос затихает по мере того, как он удаляется по дороге. Ты забираешься в постель. Ты выключаешь ночник, и мы в темноте. Ты вздыхаешь.
Слушай, говорю я, и хочу выложить тебе весь рассказ целиком, но он угрожающе крутится у меня в голове. Так что я говорю: а что, если бы в комнате оказался огромный, здоровенный валун, причем как он сюда попал — совершенно непонятно: он намного больше, чем дверь.
Что? говоришь ты мне в спину, поворачиваясь рядом.
Валун. Размером почти с комнату, говорю я. И он медленно приближается к тебе…
Ко мне? говоришь ты.
К нам, говорю я, и крушит все, что в комнате.
Лучше не надо, говоришь ты. Мы за эту кровать еще не заплатили, нечего тут ломать ее всяким дурацким, как их там, валунам.
Но послушай. Что, если бы в комнате оказался огромный здоровенный камень, говорю я, такой большой, почти до потолка, и по ширине отсюда досюда.
Камень, сонно говоришь ты. Размером с комнату. Приближается к нам. Где мой резец? дай мне резец, найди что-нибудь, что сойдет за молоток. Столько камня — на комбинате с тебя знаешь, сколько бы взяли.
Ты берешь под одеялом мою руку, переворачиваешь, пропускаешь свои пальцы через мои, сцепленные, и так и засыпаешь, не выпуская моей руки.
Вот и все, что требуется. Один твой взгляд, один боковой удар, и камень размером с комнату разлетается на мелкие кусочки гравия. Я копаюсь в его осколках, вспоминаю человека, которого видела сегодня в галерее, незнакомца, так осторожно, стараясь не разбудить, сидевшего рядом с моим спящим отцом. Я вспоминаю отца, каким он был тогда, давно, когда показывал мне, что у штепселя внутри и какой цвет куда идет; я думаю про отца нынешнего, про то, как он флиртует с женщиной в супермаркете, как они игриво кружат друг напротив друга в очереди в кассу. Женщина у меня выходит очень красивой, чтобы ему было приятно, и немного похожей на мать, чтобы было приятно нам обоим. Я вспоминаю мужчину, которого видела много лет назад на месте, где прежде был гараж, и как он баюкает свои гениталии, будто держит какое-то существо, новорожденное, без шерсти; и отцов, одуревших от желания защитить, как они несутся задворками; и мать, как она велит мне прикрыть глаза, чтобы в них не попали химикалии из баллончика с лаком. А потом я вспоминаю, как мы с Джеки ждем на остановке в Лондоне, две девчонки в случайном городе, достаточно неиспорченные, чтобы поверить в чужое вранье, думающие прежде всего о чужой печали.