Читать «Рождение и эволюция святости» онлайн - страница 9

Иванов. Такой случай только один мне известен, в основном, это женщины.

Ицкович. А какой случай в обратную сторону?

Иванов. Он даже по имени не назван, еще один жанр агиографии, о котором я пока не говорил, - так называемые «душеполезные истории», когда рассказывается просто какой-то эпизод про некий монастырь, и там говорится, что мужчину-монаха подозревали в том, что он находится в связи с женщиной. А потом выяснилось, что это он сам переодевался в женское платье. Но мы даже не знаем имени этого человека. А вот дамы, которые переодевались в мужское платье, – у нас их более десятка. И они все прославлены, во всех менологиях, в календаре современном они существуют. Несмотря на то – подчеркиваю, – что Вселенские соборы это категорически запрещали. Т.е. тут сложная диалектика – в принципе нельзя, но кому-то можно. Потому что это не впрямую все, и это не прямые образцы для подражания. Значит, эти святые нарушают все: они нарушают каноны, все приличия, все представления о морали – они делают вещи чудовищные.

Долгин. Только юродивые?

Иванов. Нет, вот трансвеститы тоже нарушают каноны.

Ицкович. Но трансвеститы – юродивые, в основном?

Иванов. Нет, обычно это дама, которая переоделась в мужское платье, пошла в мужской монастырь, всю жизнь так прожила. А потом, когда она умерла, ее стали обмывать, - ой, батюшки! Она оказалась женщиной. Обычно так выглядит житие женщины-трансвестита. А юродивые нарушают все на свете, обычно наряду с этим развивается и агиография просто святых, обычных людей. Например, патриархов. Патриарх – хороший человек, его все любили, вот он умер, написали его жизнеописание. Это только начинается в раннее византийское время, а потом, в средневизантийское наращивается этот упор на то, что давайте мы прославим просто нормальных хороших людей, благочестивых.

Долгин. В чем выражается их святость? Просто в благочестии?

Иванов. Вот, в чем выражается святость – это хороший вопрос. И тут пришло время сказать, что никаких формальных условий канонизации не существовало.

Ицкович. Я даже уточню: никакой формальной прижизненной святости не существует и сейчас, и в нормальном православном сознании нельзя жить святой жизнью. Можно жить, подражая святой жизни. Но неизвестно, что из этого получится.

Кузичев. Коли уж мы употребили слово «формальный» - а потом, когда принимается решение, о том, что теперь этот человек – святой…

Ицкович. Оно не принимается просто так. А на основании…

Иванов. Оно не принимается. Я об этом вам и толкую.

Кузичев. Ряд формализуемый?

Иванов. Вот тут расходятся пути западного и восточного христианства. Потому что, действительно, западное идет по пути формальной канонизации, которое доводится до того, что заседает комиссия, сначала происходит беатификация (2). Это первая стадия…

Долгин. Т.е. статус блаженного.

Иванов. Создается комиссия, там есть кардинал - он назначается «адвокатом дьявола». Все знают это выражение, но не знают, откуда оно пришло. Кардинал этот должен собрать все возможные порочащие сведения про кандидата и выступить активно на этом процессе. Это такой формальный процесс. Понятно: это восходит к тому, что западное христианство вообще гораздо больше опирается на римскую юридическую традицию, а восточное - на греческую метафизическую философию. И это различие начинает сказываться довольно рано. Уже в V-VI веках заметны некоторые различия в подходе между восточным и западным христианством. Хотя пока что оно совершенно едино. Тем не менее, ощущение того, что такое святость, немножко начинает расходиться. Ощущение восточно-христианское состоит в том, что мир напоен святостью, что святость как-то размазана в мире и ждет только момента, чтобы излиться на человека, может быть, даже против его воли. Это очень важно. Например, была очень популярна в восточном христианстве история о том, как некий разбойник решил ограбить женский монастырь. И он оделся монахом, пришел в этот монастырь, чтобы там заночевать и открыть двери своей шайке. Все монахини вышли и говорят: «Батюшка, да ты святой!» Он смущается и говорит: «Нет-нет, я так просто». Они говорят: «Нет, ты святой, дай нам ноги твои обмыть». Этой водой излечивается – к величайшему удивлению разбойника – паралитическая монахиня. Он говорит: «Если уж хотите знать, я не только не святой, я вообще убийца, разбойник, я пришел вас ограбить». Они говорят: «Ты на себя наговариваешь от великого смирения». Он: «Да, правда-правда». История эта о том, что святость сама выбирает, на кого ей излиться, а человеческие усилия имеют вторичное значение. На Западе, наоборот, это результат огромной работы, которая приводит к святости. И в этом смысле они расходятся. На востоке парадоксальность не мешает ничему, потому что святость излилась, и ее не заберут назад, хоть ты даже устраивай дебош во время богослужения, ничего с тобой не сделается.