Читать «Газета Завтра 19 (1068 2014)» онлайн - страница 54

Боттон будто кокетничает с читателем, предлагая ему разговор о религии после "смерти Бога". Конечно, он не воскрешает Бога и не говорит всерьез о религии. Весь предложенный эпатаж книги состоит в том, что ее автор пытается воскресить образ человека нуждающегося. В чем же нуждается человек? Человек нуждается в культуре, то есть в Другом, который, как взрослый ребенку, создаст регламент поведения и мыслей, заместив тем самым религию. Человек - это ребенок, который не знает, что делать со своей свободой - вот простая квинтэссенция книги.

Вопреки Боттону, в таком взгляде на человека нет ничего религиозного. Религия строится на принятии бремени свободы. Бог - не Другой. Бог - не посредник, обеспечивающий тебе связь с миром и крадущий часть твоей свободы. Бог - это та свобода истины, которую ты получаешь в свободе, удаляясь от мира. Это то предельно внутреннее, что достигается непрестанными усилиями. И вся ритуализация поведения, которая так симпатична Боттону, имеет смысл только в свете свободы человека. Боттон отчего-то полагает, что религия "смягчает" боль, помогает пережить фиаско в карьере или сексуальной сфере. Этакая массовая психотерапия. Однако, как говорится, например, в книге Никодима Святогорца "Невидимая брань", при крещении человек берет на себя обет перед Богом воевать за Него. Не уют и душевный мирской комфорт, но духовная брань, война - корень христианской традиции, к которой, кстати, по большей части апеллирует Боттон.

Боттон, кажется, всерьез говорит о том, что в культуре есть весь необходимый для замещения религии потенциал. Однако, если религия, окутывая системой взаимосвязанных символов, основанной на единственной трансцендентной точке опоры, позволяет человеку пробежать бесконечность между хаосом и свободой, то культура, будучи несомненной сокровищницей, не обладает такой плодотворностью. Она есть хаос ценных образований. Между одним только "ранним Платоном" и "поздним Платоном" - пропасть. В культуре есть, возможно, все. Но одновременно в ней нет ничего. Рассматривая религию как шведский стол, Боттон не замечает в ней главного. Того, что она несет смысл только как целостность. И в этом ее мощь, а не в ее отвлеченных и потому лишенных смысла деталях. Как продуманная до микроскопического уровня антропологическая структура она всей своей целостностью работает со всей целостностью человека. А потому немыслимо сопоставлять таинство Евхаристии, обнаруживающее наше родство с Богом и в Боге, и скопище людей за общим столом, ищущих поинтимнее тему для разговора.