Читать «Инга» онлайн - страница 19

— Мне это важно. Очень-очень. А то я получаюсь все время одна, совсем. Понимаешь?

Он пожал плечами. Подумал и отрицательно качнул головой.

— Не. Не понимаю. Но если хочешь, давай. Попробуем.

— Детка? — послышался из окна встревоженный голос Вивы, — ты там? Это ты?

— Ба, все хорошо.

Инга покачала ладонью, прощаясь, и открыла калитку. Мелькнула в квадрате света темная лохматая голова, синяя рубашка. Хлопнула дверь, щелкнул изнутри замок. Горчик ждал, покачиваясь на подошвах и держа руки в карманах. В кухне невнятно заговорили. Он вытянул шею, прислушиваясь. Но тут вспомнил, как стояли под теткиным окном. И Инга смотрела, а лицо ее сминалось, тяжелея и темнея на глазах, будто кто мнет его жесткой рукой. Так бывает, когда слишком много видишь? Или — слышишь…

Он отвернулся и канул в темноту, неслышно ступая по каменной тропке.

4

Перед самым рассветом на море приходила тишина, зеркальная, такая спокойная, что всякий раз, стоя на площадке между серыми валунами, набросанными вперемешку с темной круглой зеленью спящих невысоких можжевельников, Петр утишал дыхание, боясь, что оно разнесется над гладкой водой. И обещал себе, глядя вокруг расширенными жадными глазами, непременно каждый день буду вставать до света, чтоб еще и еще раз увидеть, как еле заметно на неподвижных деревьях и спинах камней появляется тонкий металлический отблеск, слегка золотистый, тяжелеет, наливаясь силой изнутри, будто сами камни разгораются тайным светом.

За спиной чирикнула птица, ей ответила другая, проплакала над гладью воды чайка, упадая вниз, отразилась, но, не смея нарушить совершенства, резко взмыла вверх и ушла в сторону, за его левую скулу.

А камни лежали, постепенно набирая света.

Петр закрыл глаза, медленно досчитал до десяти и открыл снова. Рассмеялся тихо, глядя, как скалы еще потеплели на вид. А солнца нет, оно скрыто, но из-под тонкой и четкой линии жемчужной воды пристально смотрит на ватки облачков, чередой идущие посреди неба, и они, нетерпеливые, не камни, — сияют радостной светлой бронзой. Нет таких красок, подумал, как думал тут часто. И снова успокоил себя, но все равно можно написать, а после, когда память побледнеет, глаз привыкнет, и сознание адаптируется, будет казаться, оттуда, из зимней Москвы, да все верно ухватил, сумел. Надо только еще завтра, и послезавтра встать, и снова дождаться на склоне, когда из воды появится плавленый краешек, солнце полезет вверх, таща за собой дневную жару и прогоняя это мимолетное, гладкое и одновременно зыбкое, послушно ускользающее время полутонов и оттенков.

Сейчас грохнут птицы, разрывая реальность предутренней тишины, и в разорванную ими щель ворвутся дневные звуки, будто сразу, будто толпой. Хотя вот сейчас, пока нет его, светила, их можно услышать, но почему-то они совсем не такие, будто ходят на цыпочках. Протарахтела моторка. Мерно лает сонная собачка за спиной. Плещет вода далеко внизу под камнями. Выше на склоне, за макушками деревьев тихо шумит дальнее шоссе. Все это превратится почти в какофонию, щедро сдобренную нестерпимо синим, сочно-зеленым, ало-красным, металлически-серым, пятнами резкого белого и цветного. Но пока все полу-, все приглушено и тончайше.