Читать «Инга» онлайн - страница 111

— Знаешь, я не понимала, когда с Петром там ходили, ну купались, и вдруг он как уставится, на кого и мне говорит, смотри, смотри какой изгиб руки, щиколотка какая, как подол вьется. Я ему — да это же теть Мария, что билеты на пятаке проверяет, а днем пахлаву носит в ведре. Он смеется, вот именно — ты видишь пахлаву, а за ней не видишь красоты бытия. Чего молчишь? Обиделся, что я про него?

— Не знаю.

Она повернулась, требовательно глядя на обрисованный красным светом профиль.

— Это твоя правда? Не знаю? Или так, отмахнулся?

Далеко внизу, куда еще не добралась тень, качались на тихой воде белые горошины чаек. А из степи уже пели свои вечерние песни сверчки.

— Ладно… Скажу. Я, правда, не знаю. Он меня вытащил, я ж дурак. Приехал, написал показания. Если б не твой Каменев, я бы щас под суд пошел. И сам был бы виноват, потому что нефиг с Танькой хороводиться. Как мне на тебя обижаться, если ты его просила. За меня.

У Инги запылали уши. Она там стояла, в этом же сарафане, криво застегнутом и Сапог зыркал, как она его на груди рукой держит. И на простыни смотрел, ухмылялся. А еще она почти сказала вслух, спаси его, Петенька, и тогда я нарушу клятву, только поедь, напиши бумагу. Хорошо вовремя он ей рот заткнул.

— Дурная какая-то жизнь, — отчаялся Горчик, договаривая сложности отношений, — если б не эта бумага, я б его дальше ненавидел. А так — не имею права.

— Но все равно ненавидишь? — грустно уточнила Инга.

— Ну… да…

— Почему?

Кулаки мальчика сжались. И снова разжались, обхватывая коричневыми пальцами блестящие колени. Он уже почти стал говорить, такое обоим привычное — дура ты Михайлова, совсем дура да, не понимаешь что ли… и, падая в отчаяние, понял, скажет все до конца, не остановится, скажет, да люблю я тебя, Михайлова… давно уже люблю. И как ей потом? Какая дружба? Она не из тех телок, что за собой таскают влюбленных пацанов, хвастаются. Хрен он ее потом увидит… И тут же, с облегчением вспоминая ее недавнее сердито-недоуменное признание, сказал другую правду:

— Потому что ревную. Ты же ревнуешь меня, к девкам местным.

— А… — Инга кивнула, обдумывая слова, — точно. Я понимаю. А я думала, ну вдруг ты его ненавидишь, за то, что красивый и талантливый. И из Москвы. Чего? Ты чего ржешь, Горчик? Не поняла?

— Дура ты, Михайлова! — закричал мальчик, и чайки внизу из горошин превратились в белые щепочки, замельтешили испуганно и снова стали садиться, убирая крылья.

— Ты Горчик, совсем дурак, — с упреком ответила Инга, валясь на полотенце спиной и тоже смеясь. Смотрела на совсем реденькие облака, бывшие тучки, улыбалась Серегиному лицу, что вплыло в небо и стало над ней — большим и серьезным.

— Я тебе клянусь, Михайлова, что никого у меня не будет, никаких Танек, пока ты под клятвой. А если нарушу, пусть убьюсь нахер со скалы, когда прыгаю.

Он сказал это быстро, в один выдох, а она все еще смеялась, но уже тише. И когда его лицо качнулось ниже, замолчала и толкнула его в плечо. Села, пихая в бок, чтоб откачнулся.

— Ну, какой же ты! Зачем? Ты разве понимаешь, как оно под клятвой? Дурак! Ду-рак! Ну, вот как, — она огляделась беспомощно, не зная, с чем сравнить Горчикову дурость.