Читать «Инга» онлайн - страница 10

Елена Блонди

— С-скотина!

— Ладно… Я тебя сегодня найду. Как обратно пойдешь.

Она наступила шлепком на его ногу, выворачивая, чтоб побольнее.

И тут увидела его. Он, и правда, водил свою девушку — потанцевать. Спустился с края длинного крылечка, подавая руку, увлек за собой, смеясь и оглядываясь, как послушно бежит следом, откидывая беленькие стриженые волосы, мелькают загорелые коленочки из-под мини-платья.

Инга застыла, замерев на полувыдохе. А он, скользнув по ее красному лицу взглядом, полным радостного ожидания, прошел мимо, таща за руку блондинку, и — скрылись в кустах, укрывающих склон.

Прыгающая песня кончилась, Том Джонс запричитал что-то печальное, вкусно жалуясь, пары за переплетенными лианами затоптались послушно.

— С ноги сойди, — Горчик резко выдернул ступню, и отпустил Ингу.

Та качнулась и встала, механически одергивая рубашку, поправляя волосы. думая с ужасом, он сейчас спросит, этот скотина спросит ее, о Петре, он и так знает, видел же, а сейчас, надо просто побежать, от него…

— Бухнуть хочешь? — деловито спросил Горчик совсем о другом. Инга усмехнулась, ну да, Серега есть Серега.

— Нет.

Развернулась и пошла, стараясь не думать, о том, что там за кустами на склоне натыканы лавочки, такие странные, широкие и низкие, и парни, посмеиваясь, называют их «еблавочками», хвалят архитектора, что придумал и не испугался. Все равно там все, всегда, в этих кустах-то…

— Нет, — шептала Инга, продираясь через фланирующую толпу, кивая и даже улыбаясь кому-то, — не он, нет, он не такой.

Спасаясь от музыки и смеха, от яркого света, что без жалости всматривался в лицо, сбежала по узкой лесенке на пляж. Скинула шлепки и, подхватывая их рукой, быстро пошла по узкой полоске теплого песка, взрытого тысячами ног. Справа валилась на нее праздничная летняя набережная, помахивая ночному бризу полосатыми и белыми навесами, а слева, за широкой полосой галечного пляжа лежала черная вода, терпеливо отражая огни, плела из них зыбкие дорожки.

Тут тоже бродили люди, окликали друг друга, женщины спотыкались на гальке каблуками и мужчины придерживали их под локотки. Или вместе валились, хохоча и разбрасывая ноги.

Инга шла и шла, к зонтикам ресторанчика, а после ушла за них, в темноту, где и песок и галька сужаясь, смыкались и пропадали, уткнувшись в гору. Тут стояла кромешная темнота и казалась еще чернее, из-за яркого света, что остался за спиной.

Оглянувшись, она вытащила фонарик и, проводя по камням узким слабым лучом, полезла вверх, на небольшую седловину, отделяющую самый нос мыса от горного массива. С виду и недалеко, но через десять минут Инга уже тяжело дышала и с беспокойством смотрела, как помигивает слабая батарейка. Нашла сбоку от тропы крошечную полянку, заросшую упругим спорышом, шагнула к черным кустам и села. Выключила фонарик и повалилась навзничь, глядя на сочные мохнатые звезды. Волосы мешали, щекоча скулу и она, поправляя, вытащила оборванную плеть вьюнка со спящим цветком. Подержала в руке, ощупывая. И положила рядом. Ипомея. Как в том романсе, что мурлыкает Вива, когда протирает пыль на комоде, тяжелом как деревянный танк. Как дойдет до портрета в серебряной витой рамочке, так Инга уже знает, сейчас ей слушать про ипомею.