Читать «Мораль необходимости» онлайн - страница 2

Антуан де Сент-Экзюпери

— Я подумала, вам это будет приятно…

И вот в тайниках души забил родничок оптимизма. Жизнь в это утро кажется прекрасной. Он обрел товарища и с каким-то неожиданным <…> бой. Он загорелся, падал, но вот жив, лежит на белых простынях. Это прекрасно. Про бой он рассказывает без ненависти, потому что в глубине души испытывает к противнику уважение.

А потом последний акт.

— Не согласились бы вы сделать заявление по радио?

— Нет.

— Вам были бы здесь за это весьма признательны.

— А мне начхать. Категорически отказываюсь.

— Хорошо, хорошо. У нас уважают храбрых солдат. Вы повели себя по-солдатски. Мы ничего не станем от вас требовать. II в доказательство нашего уважения мы готовы вам разрешить, раз микрофон все равно уже здесь, сообщить родным, что вы живы. Просто «жив-здоров», и ни единого слова, которым могла бы воспользоваться наша пропаганда. Мы восхищены вашим чувством долга.

Пленный растроган. Подумав немного, он произносит в микрофон:

— Я счастлив сообщить своей семье, что я жив и уже почти вылечился.

Вот и все. Материнская ласковость — притворная или искренняя — седовласой сиделки, чашка с кофе на столике, над которой поднимается пар, воспоминания о товарищах, рвущиеся из сердца. Пленный не знает, что с ними стало, да и что с ними может статься? Дело не в них. Сами по себе они не имеют значения.

Теперь слово за техникой. Вам известно, как работает монтажер. Он склеивает куски ленты, меняя их местами. Следующий этап — пластинка, улучшающая качество смонтированной записи. У монтажера на пленке прекрасный исходный материал — запись допроса при поступлении в госпиталь, когда устанавливалась фамилия пленного. Кроме того, откровенные беседы с сиделкой, когда ему было плохо и сердце его таяло от ее заботливости. И радость от возможности рассказать о товарищах. И воспоминания про тот страшный миг, когда на него, словно молния, обрушилась эскадрилья «мессершмиттов». Загоревшийся самолет и — чудо парашюта…

Укрыть микрофон когда и где хочешь не составляет труда. И вообще, раздобыть несколько килограммов документальных свидетельств очень легко, если вам необходимы эти килограммы. А дальше над ними надо поработать. Вырезать голос того, кто на первом допросе задавал обычные в подобных случаях вопросы, переставить — в окончательно смонтированном варианте — реплики из разговоров с сиделкой, с товарищем. Короче, над звукозаписывающей пленкой надо поработать ножницами.

— Вы довольны, что находитесь в Германии?

— Да, конечно, ко мне очень внимательны, за мной очень хорошо ухаживают, и я очень доволен.

— И наверное, здесь делают все, чтобы скрасить ваше нынешнее положение?

— Да, я получаю все посылки… Я очень рад.

— А что вы можете сказать о ваших «жестоких» палачах?

— Они очень добры ко мне. Большое им спасибо. Возможно, ему однажды задали вопрос: «Как к вам относятся наши врачи?» или что-нибудь в том же роде, но столь же обезоруживающе простое. Что же касается «большое им спасибо», то, вполне вероятно, произнесено это было недели через две в ответ, к примеру, на такое: «Ваших сиделок переводят. Не хотите ли вы что-нибудь сказать им?» «Большое им спасибо».