Читать «Газета День Литературы # 150 (2009 2)» онлайн - страница 21

В процессе описания этой оргии автор учиняет над своими персонажами глумливое действо: звучат тексты из святого писания, они вплетаются в пьяный бред, влагаются в слюнявые уста перепившихся людей.

"Описание отвратное и похабное" – так характеризует сам Крупин не это своё повествование, а сочинение своего друга, увы, бывшего, – писателя М., которого "хвалят на Западе". Есть повод похвалить теперь оттуда и Крупина. Может быть, на это и рассчитано?

Хохмочки, прибаутки, анекдотцы представлены тут во множестве. Всё это годилось бы для сеансов хорового ржания, которые устраивает наше центральное телевидение по выходным дням и которое яростно осуждает Крупин, но вот и сам удержаться не может. Как не вздохнуть: слаб человек перед соблазнами… Ради достижения смехового эффекта, то есть смеха ради, глумливым образом пародируется истинно классическое: "Онегин, я с кровати встану…", "Отвали поскорее в калитку" и проч. Чтоб не засорять читатель- ские умы, позвольте я не стану цитировать и далее эти перлы пошлости, ими напичкана повесть для своих. А свои – это кто? Кому адресовано сочинение? Поди-ка догадайся…

В прежние времена такое почитали бы за бесчестье, за стыд и срам. Но, должно быть, слава Венечки Ерофеева, о котором в интервью нелицеприятно отзывается Крупин, не даёт ему покоя, потому он решил вступить на ту же стезю. Позавидовал живой классик другому классику, увы, неживому?

Иной раз подумаешь: какую длинную галерею из русских мужиков сельского образа жизни уже создано писателями: чудики, алкаши, дураки, идиоты, дебилы, недоумки… хамьё, одним словом, которое и следует травить водярой да тормозной жидкостью, как тараканов, – к такому выводу подталкивает нас, читателей, богобоязненный автор-христианин. Неужто и далее будет множиться эта портретная галерея, исполняемая талантливыми перьями под аплодисменты из-за бугра? За это там даже дают премии, именуемые грантами. Или всё-таки следует вспомнить, что речь идёт о наших братьях, о наших предках, о нашем сыновнем долге перед ними? За что же их так клеймить да шельмовать?

Я понимаю, представить в своём сочинении круглого дурака гораздо проще, нежели умного человека. Дурака-то любой графоман опишет. Как бы умного героя изобразить! Но это уж, как говорится, высший пилотаж, не каждому писателю по плечу.

Каюсь, не дочитал повесть для своих до конца: отвратилась душа моя. Я уж не стал "долго отплёвываться", как это делает сам Владимир Николаевич, ознакомившись с сочинениями писателя С. – это не в моих правилах.

Я вырос в захолустной русской деревне, причём в голодные послевоенные годы. Кстати сказать, оказался там, проведя три года на оккупированной немцами территории. Полагаю, Владимир Николаевич в это время вкушал сдобные пышки в своей Кильмези, а я-то питался картофельными очистками. И вот после моего военного лихолетья – тверская захолустная деревня. Скажу кратко: она исцелила и душу мою, и тело моё. Хоть и бедность проглядывала тут и там, хоть и голодно было, но ныне в сознании моём деревня и её люди осиянны светом. Потому мне поперёк сердца, когда деревенских людей живописуют бойким пером столь карикатурно. Для меня это личное оскорбление, потому и выражаюсь резковато, невзирая на лик живого классика.