Читать «Медведев и развитие» онлайн - страница 43

Кто там кого и откуда привез в каких вагонах – это дело частное. И обусловленное чем-то вроде помноженного на миллион нынешнего Компромат.ру. А вот то, что в ноябре 1918 года под влиянием Русской революции все, кто зачем-то кого-то вез в вагонах, оказались не у дел – это вам не мега-Компромат.ру, а несомненный исторический факт. И не в том смысле факт, что есть отдельные документальные подтверждения. А в том смысле факт, что была кайзеровская Германия – и "спеклась". Причем при огромной помощи "зарева на Востоке". И совершенно было неясно, куда еще распространится огонь (тут стоило бы прочесть одноименное произведение Барбюса).

Ленинское предложение локализовать огонь в обмен на сохранение России как государства носило стратегический характер. И ничего общего не имело с ползучей дипломатией. Предложение формулировалось сухо, корректно. С полным пониманием слабости своего положения. И при этом не без внутренней угрожающей ноты. Оно было принято в Рапалло и заложило основу принципиально нового мира. Россия стала маяком развития. На нее, затаив дыхание, смотрела вся Европа. Такого ощущения духовного лидерства в вопросе развития (при, повторяю, очень глубокой материальной слабости) не было никогда.

Да и вряд ли можно назвать в истории что-нибудь сравнимое в плане лидерства. Паломничество в новое царство, указующее пути миру, было непререкаемой обязанностью для тех, кто хотел мирового обновления. Маяковский назвал новую Россию "весной человечества", но ведь не он один.

Если мы ищем, когда же все-таки Россия сказала что-то особенное и исторически значимое именно по поводу развития, – то, при любом отношении к советскому периоду, мы обязаны признать, что это произошло именно тогда и никогда более.

При этом у общепризнанного "русского чуда" было два измерения.

Одно, при всем его значении, все же – более понятное и частное. Оно касалось форсированной индустриализации, прорыва в сфере образования, достижений в сфере науки и техники. Недопустимо какое-либо преуменьшение фантастичности этих свершений. Эту фантастичность признавали все, включая такого врага России, как Уинстон Черчилль. Причем и эта (частная, подчеркну еще раз) компонента "русского чуда" совсем не так проста, как кажется.

Во-первых, речь идет о буквальном содержании данного чуда. Никто никогда в такие сроки ничего подобного не делал.

Во-вторых, речь идет о всемирно-историческом значении чуда. Потому что на его основе победили в Великой Отечественной войне. А поскольку вызов фашизма был беспрецедентен и ни с чем не может быть сравнен по масштабу и инфернальности, то и советский ответ на этот вызов является беспрецедентным триумфом всего на свете. Духа, организационного и военного таланта, мужества и жертвенности, мобилизационной сплоченности народного большинства.

В-третьих, речь идет о своеобразии. Даже индустриализация, коллективизация и культурная революция (классическая сталинская триада советского развития) уже обладают огромным своеобразием в плане развития как такового. Речь ведь идет о модернизации без тотального разрушения традиционного общества, и даже в сочетании с какими-то элементами укрепления этого традиционного общества. Возникает вопрос: можно ли это называть модернизацией, или уже следует определить как фундаментальную альтернативную модель развития?