Читать «Русская Армения» онлайн - страница 7

До Балты только одна радостная картина глядящего из-за гряды лесных гор снегового хребта, протянувшего поперек всего перешейка кавказского непрерывную цепь своих каменных пирамид, словно титанический дракон мифологических легенд свои колоссальные позвонки…

Но за Ларсом, за Казбеком уже один суровый разрез безнадежных голых громад, который все теснее и глубже втягивает вас, словно перед вами медленно раздвигаются недра земли и вас поглощает ее черная утроба. Немая гигантская могила и вместе колыбель всего сущего, откуда все вышло, и куда все возвращается, и которая никому не открывает своих грозных тайн. И однако, дерзкий дух крошечного двуногого червяка осмеливается бороться с нею и, погибая в ней, одно поколение за другим, все-таки прорезывает сквозь ее толщи свои каменные и железные тропы, проводит говорящую нитку телеграфа, устраивает свои жилища у самых ног ее беспощадных громад, обрушивающих шутя утесы, камни и снеговые обвалы на голову смельчака.

От Коби к Гудауру теснина делается особенно тесною и мрачною, чуть ли не мрачнее, чем Дарьял у скалы Тамары. Каменные колоссы совсем почти сдвинулись над узкою трещиною, на дне которой пробирается словно живой зверь ревущий поток. Здесь уже все покрыто теперь снегом. Тысячелетние кавказские титаны оделись в белые саваны смерти. В этом виде своем они еще оригинальнее, еще, пожалуй, поразительнее, чем в своем обычном летнем уборе. Теперь они — воплощенное отрицание человека и всего человеческого, всякой жизни; бесстрастные, безжалостные стражи вечной могилы бытия. Я был во всяком случае очень доволен, что увидел старца-Кавказ в его одеждах смерти.

Холод в ущельях ужасный; ветер сбивает с ног, снег не только на горах, но и на шоссе, и на земле. Коляска скользит и визжит по замерзшему снегу.

Солнце никогда не заглядывает, в такую пору года, в эту гигантскую расщелину и не топит ее снегов даже в полдень. Ночь упала тут рано и быстро, и солнце, побаловав нас золото-розовым фейерверком далеких снеговых вершин, которые оно зажгло на несколько минут огнями своего заката, провалилось куда-то за горы, в невидимые нам пропасти. В то же мгновение небо, сейчас только сиявшее лазурью, позеленело и похолодело, как труп замерзлого.

Мы двигаемся своим тяжелым шестериком в снеговом хаосе беспрерывных спусков, поворотов, подъемов, словно по льдам Гренландии, не зная, как дождаться нетерпеливо желаемого перевала. Мрачная теснина держит нас как в железных оковах темницы, в своих белых мертвых стенах, со всех сторон загораживающих небо и звезды. Бедняга осетин, сидящий форейтором на уносных лошадях, подпряженных к четверику по случаю очень трудного многочасового подъема, — хотя и закутан в шубу, папаху и башлык, — совсем смерз и замотался, стараясь вовремя подхватывать унос на крутых местах своими обессилевшими коньками.