Читать «Западная Европа XI—XIII веков. Эпоха, быт, костюм» онлайн - страница 67
Алла Львовна Ястребицкая
Подлинного равенства в среде средневекового студенчества, разумеется, не было: одни студенты были богаты, другие трудом добывали пропитание. По статистическим данным (конец XIV—XV век), основную массу студентов все же составляли люди среднего имущественного статуса. Аристократов в студенческой среде было сравнительно мало до конца XV века, при этом в южных университетах их было больше, нежели в северных. Но уже с XIV века наблюдается тенденция к включению университетов в аристократическую социальную структуру, к осмыслению университетской жизни в понятиях рыцарского мира, к уподоблению правоведа рыцарю. Имущественное положение университетских преподавателей было первоначально очень неустойчивым, поскольку оно зависело от студенческой платы. Возможно, что болонская профессура мирилась со своим неполноправием именно потому, что большой университет в Болонье мог лучше компенсировать ее материально. Введение жалованья для профессуры (впервые в кастильском университете в Паленчии в начале XIII века) дало докторам известную независимость. Однако резкое колебание размеров жалованья создавало социальный разрыв в среде преподавателей, часть которых сливалась с городским бюргерством, и приводило — особенно в германских университетах — к разобщению в среде профессоров и к ослаблению университетской организации.
Если детства как такового средневековое сознание фактически не признает, то юность, напротив, воспринимается очень отчетливо как особый "возрастной класс". Как правило, ее отделяют от зрелости испытания (инициации) или торжественная церемония: подмастерье, создав "шедевр", становится мастером, дамуазо посвящается в рыцари, школяр превращается в магистра, послушник — в монаха. С юностью связывается определенная магическая сила: в сельских весенних празднествах, по поверию, колдовским способом обеспечивавших благополучие деревни, играм молодежи (скачки, прыжки через костер) принадлежало особое место. Юность, теснее связанная с хтоническими культами, с природными силами, имела право (и, может быть, даже обязанность) на особые нормы поведения, сознательно противопоставленные этике взрослого человека. Юношеский разгул, полуголодное узаконенное бродяжничество (в мире, где целомудрие, трезвенность и stabilitas были религиозно-этическими ценностями) — все это дополнялось и закреплялось особой литературой: песнями подмастерьев, школярской поэзией, лирикой бродяг-вагантов. А в этой литературе переворачивалось и высмеивалось все то, что составляло ценности зрелого общества. Инициации (с их обычным дополнением — пирушкой) означали грань, когда человек порывал свою связь с хтоническим миром, миром природных сил и вступал в лоно законопослушания. В этом смысле шекспировская история принца Гарри, порывающего с толстяком Фальстафом и превращающегося в разумного короля Генриха V, — не есть рассказ о личной судьбе одного гуляки, но общезначимый символ перехода от юности к зрелости.
