Читать «Западная Европа XI—XIII веков. Эпоха, быт, костюм» онлайн - страница 61

По всей видимости, именно из городской среды вышли те интеллектуалы, которые наводнили средневековую литературу антифеминистическими сочинениями. Уже поэт XI века Марбод Реннский, опираясь как на библейскую традицию, так и на античные образцы, объявлял женщину "самым опасным силком", заявляя, что женщины завистливы, легкомысленны, жадны, а также прожорливы и охочи до вина, суетливы и болтливы, похотливы. Женщина — "сладкое зло", и она управляет миром.

Писатели XII—XIII веков, современники трубадуров, на все лады осмеивают женские пороки. Особенно достается тем глупцам, которые решились жениться. Рютбеф, французский поэт XIII века, иронизирует над самим собой: зачем только он женился, да еще на женщине, столь же бедной, как и он сам, некрасивой и принесшей ему лишь свои сорок лет в своей миске.

Семейная жизнь — предмет постоянных насмешек. Согласно французскому фаблио, штопальщик Эн, парижанин, был женат на даме по имени Аньез, которая вечно ему противоречила. Если он просил лук-порей, она готовила ему бобы, если он хотел бобы, то получал лук-порей. Он посылал ее на рынок за морской рыбой, она приносила ему речную. Писатели той поры не переставали ужасаться средствам женского кокетства: двухцветным одеждам, глубоким декольте, длинным шлейфам, роскошным поясам, обтягивавшим талию жакетам, отделанным мехом, шелком и серебром, узконосым туфлям, головным уборам, высоким, словно здания, и прическам из искусственных волос с "рожками" по парижской моде, к которым прикреплялась вуаль. Моралисты вспоминают по этому поводу голову медузы, рогатого дьявола, сатану с хвостом. А сколько желчи порождает косметика: пудра, смывка, краска для щек — все, что, по словам моралистов, делается из бараньей желчи и собачьего жира — и точно так же орудия создания женской красоты: шпильки, ножницы, бритвы. С неменьшей страстью моралисты нападают на женское непостоянство, коварство, хитрость, на страсть к прогулкам, на умение затеять интрижку. Но и женская образованность порождает их возмущение. "Сын мой, — наставляет Юрбэн Куртуа в XIII веке, — если ты собираешься жениться, не бери ни красивой жены, ни умеющей читать книги. Те и другие обманчивы".

По средневековым представлениям жизнь человеческая разделялась на шесть периодов: младенчество, детство, отрочество, юность, зрелость и старость, которым соответствуют шесть исторических эпох от сотворения мира до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до царя Давида, от Давида до вавилонского плена, от вавилонского плена до рождества Христова, и последний период — от рождества Христова до конца света. Возрастам человеческим (и историческим эпохам) средневековое символическое сознание уподобляло часы дня: на заре трудился праведный Авель, третий час — время Ноево и построения ковчега, девятый час — законодательство Моисеево, вечер — пришествие Христа. Периоды человеческой жизни, как их отмеряло средневековье, нам показались бы сдвинутыми. Считалось, что юность длится до двадцати пяти лет, зрелость — до сорока пяти, а после того наступает старость. Хотя надежной статистики нет, видимо, люди умирали рано: голодовки, эпидемии, войны и феодальные распри делали свое дело.