Читать «Колымская повесть» онлайн - страница 9

— Не жалко было? — спрашиваю старика.

— Конечно, жалко, — соглашается тот. — Медведя, который в нору зимой прятаться не желает, а везде шарахается, тоже жалко убивать. Если не убьешь, он оленей скушает, тибя скушает, все равно до весны сдохнет. Зеки тоже так само. Они меня с Хенули тоже чуть совсем не скушали. Мы в Мэрингу кочевали. Там, где тенкели — ручей совсем под ольховник залез — зеки, которые с тюрьмы убежали, совсем как ты, в валенках ходили, весь снег истоптали. Мы пошли посмотреть, а там нора, из которой золото ковыряли. Костер горит, и зеки вот так сидят. Семь, нет восемь голов. Только один лежал, наверно совсем подох. Один меня увидел и кричит: «Вот и мясо пришло!» Схватил меня и вот так держит. Я испугался, вырываться стал, он упал и кричит, чтобы те держали. Они меня тоже руками хватают и тоже падают. Совсем ослабели. Хенули тоже держать не могли, только штаны вот здесь ножом порезали…

— Куда они потом девались?

Старик пожал плечами:

— Подохли наверно, я же говорил, совсем слабые. Снег вот такой был, куда они пойдут? Мы потом следы вокруг смотрели, ни одного не было. Даже петли, которые эти зеки на зайцев поставили, непроверенные остались…

Помолчали. Старик закурил снова, снова сплюнул под ноги и, показалось, так с папиросой в руке задремал. Но нет. Поднял щепку, поправил горящие в печке дрова, передвинул поближе к середине чайник.

Возвращаю его к вчерашним событиям:

— А с той женщиной, которую везли с обвязанной головой, что сделали?

Старик удивленно посмотрел на меня:

— Не слышишь, что ли? Тебе скоро совсем подыхать надо. Я же говорю, совсем жить не хотела. Сначала долго болела, потом вчера утром Улита видит, у Нючи на постели мышь хурулбу отелила. Мыши такие, совсем маленькие и голые родились. Если на такой шкуре спать кто ляжет, обязательно потом скоро подохнет. Пусть сколько угодно много времени пройдет. Хатачан, с которой ты дрова таскал, шаманка немного. Она сказала, что всем нужно далеко кочевать, чтобы болезни совсем бабушку Нючи потеряли. Если бабушка Нючи будет видеть, куда ее везут, они из ее головы все узнают и никогда не отстанут. Болезни все равно как черт, только черную собаку и огонь боятся. А ты совсем болезнь от нее прогнал. Я же говорю, теперь тебя все женщины любят. Бабушка Нючи говорит, воняешь правильно. Все равно пастух…

Насчет запаха, она права. Я сильно потею, а какое здесь купание? Бабуля даже через тряпку унюхала.

Старик снял чайник, подложив дров, присел у открытой дверцы. Блики огня играют на потемневшем от мороза и ветра лице, искорками поблескивают на бусинках малахая. Лицо гостя спокойное и немного сонное. Какое-то время он молчал, уйдя в свои мысли, наконец, заговорил снова:

— На Чуромде, где бабушка Нючи заболела, мясо на вешалах осталось. Женщины быстро торопились, мясо забрать не успели. Олень придет, кушать будет. Так нельзя. Грех. Потом олени подыхать будут. Болезни всякие будут. Тибе надо туда кочевать, все мясо забирать. Заяц, такая гада, только рту и брюху сладко. После зайца спать хорошо, а бегать долго не будешь, даже беременная важенка тибя обгонит. Тибе надо оленя кушать, потом Хятачан под полог тащить. Ты ей тоже нравишься…