Читать «Колымская повесть» онлайн - страница 186

Станислав Михайлович Олефир

Сначала получалось неважно. То слишком слабо натянут ремешок, то клинит палочку, потом вдруг лопнула сама пластина. К тому же работать лучком и одновременно держать пластину — неудобно. Пришлось звать на помощь Риту. С нею все пошло веселей. Скоро из-под палочки потянулась струя черного дыма, а затем посыпались искры, и, наконец, вспыхнула береста. Подкладываю тонкие стружки, добавляю к ним щепок и вот «чистый» огонь перенесен под выстроенное шалашиком кострище.

От радости я обнял Риту и поцеловал в щеку. Та на мгновенье прильнула ко мне и, любуясь костром, проговорила:

— Это мы с тобою сделали, да? Я никогда ни с кем так не делала. Давай еще один раз. Можно?

Я согласно киваю, и снова мы, касаясь друг друга головами, добываем «чистый» огонь. Теперь у нас все получается куда слаженней, и мы даже не торопимся переносить пылающую бересту под новое кострище.

Наконец три «чистых» костра, постреливая в небо искрами, горят на берегу ручья. Я оставляю возле них Риту, сам отправляюсь к палатке и приношу оттуда водку, оленье мясо, сливочное масло, банку сгущенного молока, печенье, лепешки. Уже на обратном пути сорвал с вешалов несколько вяленых хариусов.

Наливаю в кружку водки, угощаю все три костра, затем даю выпить Рите и пью сам. После отрезаю пять кусочков мяса, угощаю им три огня, Риту и себя. И так семь раз. Кеша говорил, для того, чтобы огонь хорошо помог, нужно угостить его семь раз и каждый раз новой едой. Вот только не помню, считается водка для огня едой или она, как и для человека, всего лишь способ поднять настроение. Копаюсь в карманах, отыскиваю там конфету и, как когда-то у сопки Мышки, делю эту конфету на всех. Теперь, уже, без всякого сомнения, достаточно.

Снова пускаю бутылку по кругу. Когда она, наконец, опорожнилась, не знаю, как костры, а мы с Ритой захмелели основательно. Я даже не мог сообразить, какими словами просить у огня снег? Рита тоже не имела об этом представления. Тогда я принялся петь запомнившуюся с детства песенку:

«Иды-иды, дощыку,

Зварю тоби борщыку

В малэнькому горщыку.

Щоб лыпа цвила,

Щоб нам радисть була!»

Затем, вообразив, что снег и на самом деле посыпался с неба, запрыгал на одной ноге и запел:

«Дощык-дощык, прыпусты

Та на наши капусты,

На бабынэ зилля,

Щоб позэлэнило-о-о!»

Рита какое-то время с любопытством и даже благовейным восторгом наблюдала за мной, затем подхватилась и тоже затанцевала между костров, пытаясь повторять вместе со мною:

«Дощык-дощык, прыпусты

та на наши капусты…»

Она вздымала руки к небу, обращала к нему лицо, и, если кто-то внимал нам, то, прежде всего, он внимал Рите. Она и на самом деле не обманывала, что ей аплодировал театр в Магадане, и потом приглашали танцевать в «Эргырон»…

Мы уже устали петь и танцевать, все три костра почти прогорели, но снега не было. Лишь легкие крупинки покалывали лицо, искрами мелькали у костров и исчезали без следа. То ли была нужна песня не о дожде, а о снеге, то ли мы что-то нарушили в ритуале, но вокруг все оставалось без изменений.