Читать «Колымская повесть» онлайн - страница 12

Но потом случилось приключение. Оказавшийся под матрацами провод заискрил и подпалил вату. Если бы не северное сияние, мы бы сразу заметили пожар. А так, матрацы полыхают до того ярко, что освещают лиственницы у дороги, а мы восторгаемся: «Вот это сияние!» Наконец, когда на капот трактора посыпались искры, мы всполошились и принялись тушить.

Ночь. Ни воды, ни снега. Все пьяные. Фары не светят и, как на то зло, даже северное сияние выключилось. Кое-как сбили пламя и, справедливо решив, что вату не затушить даже водой, решили отрезать часть загоревшего матраца. Тышкевич возится с проводкой, пытаясь выяснить, почему погасли фары, Мягкоход держит матрац, а я режу. Полосонул ножом по матрацу и попал как раз на то место, где жар был сильнее всего. Во все стороны сыпануло искрами и пыхнуло пламенем так, что опалило лицо.

К тому времени я уже хорошо знал, что нет в тайге и тундре большего греха, чем резать огонь ножом. Мне бы, после случившегося, бросить нож на землю и притоптать ногами. Может даже на него помочиться, продемонстрировав тем самое полное к этому ножу презрение. Я же только выругался и принялся топтать клочья горящей ваты.

О том, что нанес огню большую обиду, я сообразил лишь, когда приехали на Ханрачан и попытались растопить печку. Как не старались, ничего не вышло. Избушка полна дыма, что-то там шипит, щелкает, а гореть не хочет. Так и уснули. Тышкевич в своем «Кальмаре», мы с Мягкоходом в прицепе на дохлых курах. Благо, осень, и днем под открытым небом теплее, чем в нетопленой избушке…

Тышкевич гостил недолго. Отоспался, выпил с Мягкоходом свою и мою водку, после укатил, пообещав навестить снова. И точно. Дня через три явился. Правда, уже без Мягкохода, зато с полным прицепом кур. Пообещал директору совхоза привезти из Ханрачана кубов десять бесхозных бревен, тот и отпустил его на всю неделю.

В этот раз он занялся охотой. Выпросил у меня ружье и с утра до вечера гонялся по тальникам за зайцами. Снег задерживался, а зайцы уже побелели, вот в тальниках отсиживаться и приходилось.

Подстрелив зайца, Тышкевич кое-как разделывал его и запекал на углях. После доставал бутылку водки и садился есть. Ел и пил в одиночку, словно рядом никого не было. Это меня коробило, но вида не казал. Пусть живет человек, как считает нужным.

И вдруг под самый занавес Тышкевич подстрелил лосиху. Я испугался, устроил скандал и заявил, что ему нужно уезжать. Но все равно помог разделать добычу и перетащить к трактору. Прямо на бревна уложили мешки с мясом, кое-как прикрыли сверху ветками кедрового стланика и торопливо распрощались. Мне достались лосиная шкура, голова и большой кусок мяса. Я собрался, было, постелить шкуру на нары, но потом передумал. Что-то в поведении Тышкевича вызывало сомнение. Или во мне подспудно жило предупреждение Эльгеша — никогда не доверять зеку.