Читать «Колымская повесть» онлайн - страница 105

Дня три тому назад все пастухи собрались в бригадирской яранге, чтобы обсудить, как им лучше собрать разбредшихся по тайге оленей. Сейчас наше стадо пасется в густом лиственничнике, стоит оленю чуть отойти в сторону, как за деревьями его не разглядишь. Решили прочесать тайгу от устья реки до богатой скалистыми останцами сопки Кадар. В том месте можно всех оленей собрать, как в кармане. Битый час спорили, куда пойдут Элит с Абрамом, куда я с Толиком и Сережкой, куда дед Кямиевча с бригадиром. Решили взять с собою обе портативные рации, чтобы согласовывать все в процессе работы.

— Когда завтра выходим? — поинтересовался уже у выхода из яранги Толик. — Боюсь, за день прочесать всю долину не удастся.

— Поднимаемся часов в пять, чтобы в полшестого уже выйти, — сказал бригадир Коля. — Нужно прихватить с собою уздечки. Мне кажется, что…

В это мгновенье тихо мирно дремавший в печке огонь вдруг пыхнул до того сильно, словно там взорвался патрон. Коля прервался на полуслове, задержал взгляд на печке и, почти не меняя интонации, продолжил: — Завтра никуда не идем. Завтра всем объявляется выходной…

Я с удивлением рассказал о случившемся бабе Мамме, та похвалила бригадира Колю за такую рассудительность, затем рассказала легенду:

«В давние времена по колымской тайге кочевал охотник. Был он молодой, сильный, удачливый. Ничего не боялся. На медведя с ножом ходил, росомаху даже по маленькому снегу догонял, дикого оленя-буюна одной рукой на аркане удерживал. Как-то собрался на охоту и говорит жене: „Снежного барана добуду. Вчера на сопке много баранов видел. Нужно припасти вкусного мяса, да и теплая шкура на зимние одеяла нужна“.

Все знают, что шкура этого года много теплее прошлогодней, а мясо у барана вкуснее, чем у отъевшегося на грибах кастрированного оленя — чалыма. Но только охотник так сказал, огонь в яранге пыхнул до того сильно, что искры по всей яранге, словно комары, полетели. Печек тогда не было, костер прямо среди яранги разводили. Вот он так пыхнул, жена все поняла и говорит мужу: „Не ходи сегодня на охоту. Видишь, огонь сердится. Грех его не слушаться“.

Но охотник был очень молодой и глупый. Ничего не боялся. Плюнул в огонь, рассмеялся и ушел. Но только на сопку залез, метель сильная поднялась, снег так густо падал, что пальцев на руке не видно было. Стал к яранге возвращаться, со скалы упал, чуть не разбился совсем. В ярангу пришел сердитый, как Абрам, когда оленю уши обгрыз. Вытащил из ножен большой пареньский нож и стал колоть им огонь. Долго колол, потом снял ярангу, погрузил все на нарты и откочевал в другой распадок.

Там снова ярангу поставил, дров нарубил, принялся разжигать костер, а он не горит. Долго старался, совсем устал, замерзать стал. Жена тоже почти совсем замерзла. Все равно ничего не получается. Он и петушки строгал, и смолу из лиственницы ковырял, и мох-бородач подкладывал — даже искорки не загорелось.

Тогда охотник все хорошо понял, сел на оленя-учика и возвратился к прежней стоянке. Видит, прямо в кострище, в том самом месте, где его яранга стояла, человек сидит весь порубленный. И голова, и плечи, и руки — все порублено. Раны большие, глубокие, прямо смотреть страшно. Охотник сразу самого любимого своего оленя, на котором приехал к кострищу, подвел, ножом прямо в сердце ударил так, что кровь из оленя на того человека ручьями полилась. Охотник оленя там бросил, даже кусочка мяса не взял, хотя голодный был. Пешком к яранге пришел, жена уже почти совсем замерзла. Даже разговаривать не может и снег вот так на лице. Он только один раз палку о палку потер, огонь сразу хорошо загорелся и больше не потухал. С тех пор у нас все огонь уважают, делятся с ним едой, никогда в него не плюют и ножом в него не колют. Огонь за это людей тоже очень любит и помогает хорошо жить».