Читать «Грация и Абсолют» онлайн - страница 51

Он допил чай и закрутил крышку термоса.

– Значит, понимали, терзались страхом... Я ошибся насчёт лёгкости. – Он поднялся: – Вы стоический характер, Алла. Я прошу у вас прощения.

Она глядела в тёмную траву и, чуть заикнувшись, потому что подступило к горлу, спросила:

– Ужи тут есть?

– Наверно...

– Я боюсь!

Он властно усадил её на надувной матрац, а ей почему-то вдруг стало не по себе, что, когда он приступит, она не сможет скрыть отвращения... Но Лонгин Антонович направился к машине за припасёнными дровами, разложил огонь, занялся удочками. Потом надел болотные сапоги и, прежде чем удалиться к реке, присел перед Аликом:

– Вы только думаете, будто ищете длясебя. Вы безумно хотите творить: но творить не себе – а себя-себя-себя!Для этого же потребно нечто исключительно вещное.

Её словно пробрало сквозняком, к которому так тянутся в горячке, и ещё пронзительнее ощутился присмотр. Она растерянно глядела в спину уходящему: невозможно представить, что когда-нибудь она не будет думать о нём.

Освещённая сбоку пламенем костра, она лежала на матраце, опираясь на локоть, кругом было невозмутимо-темно, и время от времени некто деятельный выбирался с удочкой из камыша, возился с рыбой, с наживкой и снова входил в реку. Он был в своей стихии – матёрый, искушённый... хлопотун. В ней крепло чувство, которое возникло, когда он разговаривал по телефону с её отцом. Это было подобие некоего любопытства... Она почувствовала себя не только захваченной, но и защищённой: от всего!

Её странно, изысканно тревожило, каким глубоким врагом она богата. Начинали смыкаться веки, но глаз не хотел упускать силуэт хлопотуна,которым притворяется чернокнижник.

Вдруг она пережила какой-то торопливый испуг, и это оказалось пробуждением. Миг в глазах всё лучилось, а потом она увидела вблизи дерево, в чьей желтеющей листве так и кипел свет. По ту его сторону встало солнце.

Профессор, нагнувшись, помешал в костре угли обломком ветви, поставил на треножник сковороду – улыбчивый, в светленькой рубашке с короткими рукавами.

– Вы так сладко спали, Альхен.

Отчётливо вспомнилось то, что было, и всколыхнувшаяся жизнерадостность угасла. Девушка сбросила штормовку, профессорский пуловер и осталась в спортивной майке – его же. Ни слова не сказав, она пошла к речке умыться, привести себя в порядок. В ольховнике её напугала водяная крыса, едва слышно скользнувшая в воду. Крыса выбралась на полузатонувшее дерево: рыжеватая, с остренькой усатой мордочкой, она смотрела на девушку в неподражаемо лукавом интересе. «Здравствуй, Федора! – тихо сказала ей Алик. – С тобой поздороваться мне очень приятно». Было грустно-грустно, и вдруг стало чуточку вольнее.

Когда возвратилась к костру, профессор снимал с треножника шипящую сковороду. На предложение позавтракать девушка помотала головой – проглотив слюнки. От запаха яичницы, жареной ветчины можно было взбеситься. Лонгин Антонович положил часть яичницы с ветчиной на ломоть хлеба, поднёс ко рту девушки – рот открылся...

Они пили ароматный чай. Профессор влил ей в кружку маленькую порцию ликёра, раза в два поболе уделил себе.