Читать «Грация и Абсолют» онлайн - страница 158

Лонгин Антонович рассказал, что однажды забыл взять в лес мазь от комаров: и мук же натерпелся! разодрал в кровь руки, вся физиономия была в расчёсах! Вспомнишь – и передёрнет всего, невольно начинаешь чесаться.

Ну, а эти люди? Для них комары – нечто уютно-идиллическое, лиричное. Вот что за водораздел пролегает через «Комарик»! как много ужасающего зашифровано в «Комарике»...

Алик слушала мужа, идя с ним к машине, и жгуче переживала: её тоже, бывало, изводили комары, но предложи кто-то назвать турбазу «Комариком» – она бы не возразила. Просто промолчала бы без какой-либо мысли. «И оттого теперь, – понимала она, – я возненавидела бы Ло – не будь он для меня тем, кто он есть. Каждый из тех, кто вокруг, из тех, кого я знаю, возненавидит его за одно лишь это рассуждение».

Лонгин Антонович осмотрительно вёл «волгу», он воздержался от шампанского – ему нравилось беречь Алика. Наслаждаясь выражением, с каким она слушала его, он говорил:

– Когда я работал на немцев, я был гораздо чище, лучше. Я производил неплохое горючее, антисептики – они так нужны были в госпиталях! Я жил с сознанием собственной полезности и благодарен немцам за это... Душа болит до сего дня: ведь они решили, будто я перебежал к «своим»... Для меня было бы огромным облегчением – узнай они правду.

– Веришь, что их тронула бы твоя история? – произнесла с грустью Алик, прижимаясь к его плечу, и вдруг в охватившем её пафосе чуть не воскликнула: «Если бы я могла, я сделала бы мир таким, чтобы ты был в нём тем, кем должен быть: прославленным учёным!»

104

Сделать, увы, она может немного. Угадывать его прихоти... Или это много невообразимо? На даче, когда за окнами сыпал первый снег, она танцевала для него при жарко растопленном камине. Полупрозрачные шальвары, индийская блузка, браслет над локтем: на ней всё то же, что было в их встречу в лесу, только волосы заплетены в косу. Отблески огня, опаляющая мелодия из магнитофона: зурна, ионика, барабан...

Запрокинув голову, она отбросила толстую косу за плечо, ритмично покачиваясь, поплыла на носках, томительные взмахи рук, скольжение, полное энергии, зримость плоти, усмешка на чувственном лице – она вся затрепетала. Танец живота.

Его обуяло... любить её на подушках, брошенных перед камином! На шее и лбу у него вздулись сосуды, резче сделались бороздки морщин, он побагровел: она, вспомнив о его возрасте, встревожилась. Лаская её, он настаивал на своём, опрокинул навзничь, задирая её ноги и покусывая мизинец правой. Она, как ему хотелось, согнула ноги в коленях, оттянула руками на груди, он медлил входить, занимаясь «дразнением», она с щекочущей гордостью слушала, что она – сама царственная грация... И оба забылись в сумасшедшей спешке тел.

Когда он потом лёг подле, её испугало, почему он так часто и глубоко вдыхает? Но на измождённом лице глаза счастливо улыбались:

– Всё чудесно! – он протянул руку, погладил её колено и выше. Его «я», произнёс лукаво, расширилось до масштабов космоса. Личность расширяет любовь, а не число отнятых жизней. Те, кому дано это понять, но не дано любви, сколько бы ни убивали людей, – скрежетали бы зубами от зависти к нему.